Произведения, присланные на литературный конкурс, помогут составить некоторое представление о прошедшей сетевой игре с мастером Ливингом.  

(баттлрепорт по статье читатйте тут) 

Отрывок из летописи придворного хрониста

Императора Никейского Никифора Палеолога.

(Soser)

     Многочисленные беды обрушились на православную Византию после взятия Константинополя католиками – латинянами. Крестовое воинство, вместо того, чтобы сражаться с общим врагом всех христиан – турками, оборотилось против братьев своих. И пала великая Византия. Распалась на мелкие осколки, хрустящие под сапогами латинских баронов. Мелкие князья погрязли в междоусобицах, стараясь урвать друг у друга клочок земли. А с востока надвигалась мусульманская рать, неся смерть и порабощение всем христианским землям.

     Однако еще оставался государь, все помыслы которого были связаны не с желанием урвать кусок пожирнее у других князей. Взоры христианского мира обратились на императора Никеи - славного Никифора Палеолога. Этот великий государственный муж по крупице собирал разбросанные земли ромеев, пытаясь возродить былое могущество Византии. Дарил жителям свободу и процветание. Оберегал их от набегов жестоких кочевников.

     Но пришла беда откуда не ждали. Пока Никифор собирал войска против чумазых, ударил ему в спину король македонский Филипп. Потекли реки крови по беззащитной земле Лидии.

     Поручил государь своему лучшему стратегу Андронику Ангелу во главе трех нумерий катафрактов восстановить мир в родной земле. Войско двигалось без остановок, а впереди летел Ангел на белом коне.

     Заслышав о приближении   миротворцев, испугавшись возмездия, бросились македонцы на восток. Страшились они мести Ангела больше, чем стрел сельджуков. Но, перед бегством, обратились к самым низменным чувствам жителей – к сребролюбию. Король македонский не поскупился оплатить предательство.

Устал с дороги Ангел, расслабился. Послал два отряда катафрактов в вдогонку македонцам, а сам с небольшим отрядом телохранителей решил отужинать в гостеприимной деревне. Да и как было не остаться, когда хитрые крестьяне бочонок вина выкатили да танцовщиц пригласили.

     После долгого пути, да хмельного вина, да крутобедрых танцовщиц уснули витязи молодецким сном. Так, во сне и прирезали их македонские наймиты. А в открытом бою ни в жизнь этой гопоте с рыцарями не справиться. Вознесся Ангел прямо на небо и за смерть мученическую был причислен к лику святых. И долго еще даже собственные подданные плевали в спину Филиппу Македонскому. А подданные Никифора Никейского поклялись отомстить за кровавое злодейство.

Отрывок из летописи придворного хрониста

Императора Никейского Никифора Палеолога.

(Soser)

     Совсем немного времени минуло после той кровавой ночи, когда воины поклялись над могилой Андроника Ангела отомстить македонским захватчикам. Вызвал император молодого талантливого стратега Льва Дьякона и поручил ему созвать феодальное ополчение южных земель. Со всех сторон стекались прониары под никейские знамена, да еще ополченцев лучников с собой привели. Набралось две нумерии катафрактов. Да один отряд лучников – какая никакая, а все ж подмога. Лучники правда были не особо чтоб хороши, из местных крестьян. На наемников денег в казне не оказалось. Зато тяжелая конница была очень хороша. Дьякон отбирал из пришедших самых молодых да удалых. Под стать себе.

     Поход начался весной. Пока еще солнце не иссушило источники и воины не рисковали изжариться в своих доспехах. Впереди лежали Сарды. По данным лазутчиков город охранялся двумя отрядами копейщиков и местной чернью. Копейщики набрались смелости и вышли в открытое поле. Бой был неизбежен.

     Лев Дьякон расставлял свою конницу, с трудом сдерживая порывы безрассудных юнцов, горящих местью. Перед строем растянулась цепочка лучников. Приказав коннице стоять на месте, Дьякон послал стрелков на расстояние выстрела. Лучники открыли навесную беспорядочную стрельбу. Македонцы сплотили ряды и выставили вперед свои большие щиты, закрываясь от стрел. Потери обороняющихся были минимальны. Далеко было вчерашним крестьянам, взявшимся за лук, до болгарских, куманских или сельджукских наемников.

     Вдруг, вдали показалось облако пыли. Это на подмогу копейщикам шла тяжелая македонская конница из Филадельфии. Медлить было нельзя. Поняв, что от стрелков мало толку, Лев поднял руку и указал на врага. Качнулись вперед знамена. Катафракты перешли сначала на шаг, потом на бег. Никейские лучники не успели убежать в сторону и оказались прямо на направлении атаки. Прониары не стали останавливать бег своих коней и по телам своих ополченцев скакали на врага. Копейщики ощетинились копьями слишком короткими, чтоб сдержать многотонную стальную волну. Первые шеренги македонцев были смяты дружным натиском. Но в это время подоспела македонская конница и завязался жестокий встречный бой. Копейщики были стиснуты с обоих сторон и в жуткой свалке гибли сотнями.

     Господь в этой битве был на стороне Никеи. Македонцы не смогли устоять против Льва и в ужасе бежали. Но, перед никейцами по прежнему неприступно стояли Сарды, закрывшие ворота перед своими беглецами, чтобы катафракты Дьякона не ворвались в город.

Осадной техники у никейцев не было, да и вся пехота полегла под копытами. Штурм был невозможен.

- Почему мы не можем осадить город? – вопрошали воины Дьякона.

Глубоко задумался опытный стратег. Действительно, почему? Почему мы должны покинуть провинцию не попытавшись взять врага измором?

- Над нами есть Бог – глубокомысленно изрек он. – А над богом есть мастер Ливинг. Вот он то и не велит нам оставаться на завоеванной земле.

     Удивились воины. Высказали, что думают о мастере и началось в их рядах брожение. Заиграла молодая кровь. Мог возникнуть бунт.

 Женщины - за стенами города, Мастер далеко. Куда же направить силу молодецкую?

- Слушайте меня, воины – воскликнул Лев. Македонцы разбиты, но впереди неверные мусульмане. Впереди Иерусалим, гроб господень и Голгофа. А там и до мастера рукой подать.

     Часть катафрактов, позабыв про защиту родной земли ушла в новый крестовый поход. А Лев Дьякон остался охранять никейские земли. Неспокойно было на границе. Надвигались враги.

(Nick  One)

И даже если мы умылись кровью.
И, к сожаленью, плачь летит над морем.
Мы выполнили долг и совесть
И честь пребудут выше горя!!!
Нам в камне выбьют монументы!!!
Врагам наш натиск будет сниться!!!
Но лучше-память поколений!!!
И детям есть за что гордиться
Отцами, павшими на поле!!!
Под стенами чужой столицы.
И может будет выше горя
Лететь над ними Счастья птица!!!

Дож и Адмирал Венецианский

Нахмурив брови я смотрю сквозь волны
На берег, вроде близкий и далёкий.
Где сталь звенит и льётся кровь людская
За право жить на землях континента.
Там сыновья Венеции сложили
К подножью стен Ахейских жизнь солдата.
Но меч не в ножнах, знамя вместе с ветром
Играет и завёт в иные дали.
Нет, мы не пожалели! Что свершилось,
То мы решили сами! Наше право!
Скрепив союз шагнули через воды
И выполнили долг! Надеюсь с Честью!!!

Дож и Адмирал Венецианский

Отрывок из летописи придворного хрониста

Императора Никейского Никифора Палеолога.

(Soser)

Пишу я эти строки, когда земля никейская умылась кровью, а вороны в полях так объелись мертвячины, что даже не взлетают, видя одинокого путника. Одиноким путником был ваш покорный слуга, который решил написать последнюю хронику правления Никифора Палеолога. Но, обо все по порядку.

В соседнем государстве латинян в Константинополь вернулся законный базилевс Максимилиан, свергнув нерешительного временщика – регента Брайтера. Регент, пользуясь малолетством наследника престола, вел разгульную жизнь, пьянствовал, устраивал  военные показушные парады. Дела государства совсем забросил. Поговаривали, что некое сопредельное государство набивало карманы регента звонкими филипками.

Для укрепления добрососедских отношений снарядил Никифор в Константинополь посольство, которое должно было брачный союз заключить между наследниками царскими. Да, вот беда. И в Константинополе и в Нике наследниками были мальчики.

Вызвал Никифор сына и не сразу смог в глаза его чистые взглянуть. Ну, ради государства чего не сделаешь. Как не упирался наследник, как не молил, император был непреклонен. Пришлось наследнику послужить отечеству.

А тем временем, в бухте Мраморного моря затрепетали на ветру вражеские стяги. Сотня бивней тяжелых галер ткнулась в прибрежный песок и перепрыгивая через борта посыпались на никейскую землю захватчики. А во главе войска ступил на берег сам Филипп со своими катафрактами.

Силы были неравны. Лишь небольшой отряд стратиотов успел собрать местный прониар, да городское ополчение копейщиков вышло за стены замка. Но разве эта горстка храбрецов сможет остановить орды врагов. Все до последнего полегли на поле. Остались на защите замка дети, старики и женщины. И все равно не смог бы македонец взять крепость, если бы не филипки. Нашелся иуда, открывший врагу ворота и город запылал. А иуде предателю Филипп Македонский напихал филипок полный рот. Сдержал свое слово, не поскупился.

Известие из Пруссы застало Никифора в расплох. А тут еще послы из Константинополя вернулись. Выполнили свою миссию. Поженили наследников. Передали весточку от сына. Как глянул письмо император, как прочел про все непотребства, которые в браке наследникам пришлось исполнять, так и поехала у него голова из под короны. Помутился рассудком. Этим воспользовались некоторые князья, провозгласили свою самостоятельность.

Государство распадалось. Никифор править не мог. Наследника, пожертвовавшего своей репутацией ради родины, народ не признает. Коронован был на царство дальний родственник правящей династии Михаил Ласкарь. Но, это уже будет другая летопись.

(Drozd)

Ни один очевидец описываемых событий не скажет, что я не прав. А потомкам хоть и покажутся они невероятными, но такова правда, таково течение жизни.
Главные события в регионе (а я сужу так: о чем галдят в Фессалониках на базаре свои и приезжие купцы без умолку неделю, то и заботит их более всего) произошли опять-таки в Малой Азии. Неспокойное, гиблое место, по моему разумению. Но интерес держав сошелся именно там. Македонская армия, закрепившись в Пруссе, не стала медлить и в блеске доспехов своего герцога-предводителя пошла под стены вражеской столицы, самого лживого города на земле, Никеи. Три отряда тяжелых рыцарей, укрепленные отрядом копейщиков-ветеранов и местных стрелков-наемников, стремглав обрушились на защиту города. Им противостояли лишь местные крестьяне, вооруженные палками и кривыми копьями, и отряд телохранителей далекого родственника никейского императора. Он то и уничтожил отряд копейщиков-ветеранов, налетев на них с фланга. О хитрости и коварстве восточных полководцев ходят легенды, но никак нельзя умалять и талант иных из них. Крестьяне же сошлись с лучниками в рукопашной, и началась та резня, о которой и слова хорошего не скажешь. В то самое время македонская тяжелая конница, рассекая ряды дерущихся, рубила головы направо и налево. Исход битвы был предрешен. Обладая подобным предчувствием, герцог никейский заранее подготовил себе коней и небольшую свиту, а также восточных наложниц, с которыми и бежал в соседний феод, воспользовавшись наступившей темнотой и отличным знанием местных дорог.
Когда молва об этом демарше полководца достигла городских стен, уныние охватило защитников, и распахнули они врата, отказавшись даже от золота им доселе предложенного. Никея пала… Резня царских родственников и приспешников продолжалась до рассвета, простые граждане были помилованы за свое благоразумие. Филипп в очередной раз подтвердил, что он Жестокий, но не Кровожадный.
Тем временем в южной части Малой Азии события тоже развивались интересно и в чем-то неожиданно: небольшой мобильный отряд никейской гвардии атаковал Сарды. Местный князек настолько погряз в разврате, что не только не смог организовать хоть какого-нибудь сопротивления, но и проломы в городских стенах после захвата крепости македонянами так и не заделал. Сарды были взяты в считанные минуты. В соседнем Эфесе бастард, долгое время гордившийся своей независимостью, был умерщвлен прямо в постели в результате молниеносной атаки отдельной македонской илы. Но… Жадный до наживы крестьянин сообщил о тайном лазе в крепость не только македонцам, но и туркам. Те вмиг снарядили огромный конный отряд и поспешили в Эфес. О, матери тех македонских воинов, которые сейчас празднуют победу в крепости, лейте слезы, ибо гарнизон обречен…

Другое, что тревожит купцов в Фессалониках, это неминуемое приближение миллионного византийского войска. Блеск их копий, застилающий само солнце, видели на пограничных рубежах в Кавале, а позже принесли весть, что пашни и пастбища Кавалы уже вытоптаны, села сожжены, а надруганные девки рыдают, заглушая стальной звон стали уходящей тьмы. Черный след оставляет армия Максимилиана позади себя…

Воистину не столь значимы дела в других землях. Обескровленные от взаимной резни ахейцы и афиняне копят силы. В Андравиде всюду идет обучение граждан стрелковому искусству, лук и стрелы выдают всякому желающему. Говорят, уж даже слепых, одноруких и прочих ущербных объединяют в особый отряд стрелков. Угроза нового афинского удара вынуждает ничем не гнушаться. Про слепых в Ахее своя молва ходит: будто плененному афинскому герцогу сначала глаза выжгли, а затем забавы ради отпустили к городским бродягам, ходит он теперь среди черни и за правдивые речи часто избиваем как умалишенный…
А афинский царь, смирившись с потерей полководца, покинул временно свои владения, чтобы с семьей своей отдохнуть на берегах далекой Испании, и призвал регентом опытного македонского военачальника. Как говорят в тех местах «нет на свете ничего крепче дружбы афинян и македонцев». Силы растут, старые обиды не забыты, неспокойно снова…

Венеция, лишь обозначив свое присутствие на Пелопоннесе, вновь затихла. В наших землях мало что знают об этой далекой и во многом загадочной стране торговцев и мореходов…

Совсем другое дело – Эпир. Их тиран частый гость на попойках царя Филиппа. Годы дружбы способствуют и постоянно растущему товарообмену, и спокойствию на границах. Эпир крупное и мирное государство, его поля лоснятся урожаем, а все наши мальчишки мечтают служить на кораблях эпирского флота – до того его народная молва расписывает: говорят, якобы если собрать весь флот в одно место, да вытащить на сушу, то как раз весь Пелопоннес и займет…


Клит Полиоркет
Старший хранитель знаний библиотеки Фессалоник

Письмо Жанны-девственницы княжны Никейской Филипу Кровавому.

(Soser)

Дорогой Филипп! Моя семья покидала горящую Никею последней. Вокруг шла резня. Защитники города погибли. Твои солдаты убивали мирных жителей. Я видела, как ты слез со своего белого коня. Мужественно догнал убегающую беременную женщину и вспорол ей живот. Вынул не дрогнувшей рукой трепещущий плод и с размаху швырнул его о стену. И вот в этот самый момент во мне проснулась дикая необузданная страсть. Я поняла – этот человек, стоящий в крови и хохочущий во все горло и есть мой герой. Тот, кого я так долго ждала! Уверенный в себе мужчина, знающий, чего он хочет. Ты не будешь слюнявить и мямлить, как придворные лизоблюды моего отца, который бежит от тебя в страхе. Ты сможешь дать юной деве то, чего она так страстно мечтала, кусая по ночам подушку и сминая влажные от пота простыни.

О, Филипп, я не могу без тебя. Оставь же своих наложниц, поставляемых тебе в угоду Эпиром и Афинами. И я, ради тебя, откажусь от порочной связи  с венецианкой. Хотя не скрою, мне с ней бывает очень даже мило… Но ты! В тебе бушует животный огонь! Возьми же меня, мой Филипп! Я приду к тебе. Твоя охрана оставит нас наедине? Я покажу тебе, как извергается вулкан юной девы, впервые познавшей героя!

Мы будем с тобой играть. Прикажи своим халуям покрошить оставшихся в живых никейцев на твою постель. Им не привыкать. Пусть куски мяса будут пениться еще теплой кровью, и по ним я поползу к тебе на животе. Ты чувствуешь мое приближение? Прикажи оставить наручники и плетку. Это все нам пригодится. Не бойся, мой отважный. Я не на долго прикую твои руки к кровати. Ноги оставлю свободными и сяду на твои стопы. О эти мускулистые ноги, которые так твердо ступают по моей земле…Кстати, ты подстриг на них ногти? Ведь я буду сидеть на них без всего…Я начну их нежно поглаживать плеткой, пока ты не начнешь извиваться от наслаждения. Пальчики будут быстро быстро пробегать по бедрам, пока твое нефритовое копье… Ах, нет. Оставим пока копье. Я бы даже сказала не просто копье, а контос!

Шаловливые ручки побегут по белокурым волосам на твоей мускулистой груди. Я возьму в рот льда и холодным языком оставлю след на твоей груди. А потом медленно, очень медленно начну вонзать свои коготки в твою плоть. Пока не выступит маленькая капелька крови. На этот раз это будет твоя кровь! Затем также медленно коготки начнут разрывать твою кожу, оставляя глубокие красные борозды на груди. Тебе нравится, любимый? Я вижу, ты весь дрожишь  и извиваешься. Мне тоже хорошо с тобой. Капли пота перемешиваются с твоей кровью и я иступлено слизываю их. Кричи, кричи любимый. Охрана слышит и завидует тебе сейчас.

А коготки продолжают свою работу. Главное, не торопиться. Добраться до сердца пока оно еще бьется. И вот оно трепещет в моей руке. Сердце покорителя мира. Твои вылезающие из орбит глаза в последние секунды жизни упираются в мою высокую тугую грудь. Да, многие бы тебе сейчас позавидовали. Умирать так сладостно…

Ну, пожалуй хватит. Ты доставил мне наслаждение, но мне пора…Я забираю с собой твое сердце. Скажу охранникам, чтобы тебя не беспокоили после бурной схватки. У меня еще столько дел… Надо восстанавливать государство. Да еще турки какие то на границе шалят. Все бы этим мужчинам воевать. Поеду ка я лучше к венецианке. Она такая шалунья…

Прощай, любимый!

Земля до начала времен или "Звездные" войны в союзе с Итальери против Хэта, Цезаря и других производителей 1/72…
(Neska)

Эпизод I

Срытая угроза
Тяжелые  времена насталb для Эпира... Некогда могущественная Византийская империя пала под натиском западных   рыцарей. После вторжения болгар и гибели  эпирского царя настала долгая череда междоусобных  гражданских войн…. На самом Юге Эпира, в крошечной горной Арте сохранилась династия Эакидов, ведущая свой род аж от самого' великого царя Ахиллеса, вождя мирмидонян с острова Эгины и победителя героя Гектора…

В донжоне старой крепости, в верхнем зале за дубовым столом собрался Совет Эпиротов. Помолившись святой Феодории Эпирской, престарелый Деметрий, правитель Арты, за свою либеральность прозванный деспотом, обратился к присутствующим:

- Страна наша велика и обильна, а порядка в ней нет! Богатый Диррахий, остров Корфу и портовая Авлона уже не только не присылают своих представителей в Совет Эпиротов, но и завязывают самостоятельные отношения с Венецией, горные общины вообще никому не подчиняются, а из Внешнего Мира приходят все более тревожные известия. Что предлагаете делать, эпироты?

- Предок Твой, владыка, - Великий Пирр - не ждал милостей от природы, а сам брал их – и у нас та же задача! – рявкнул Давид, иларх стратиотов и по совместительству – законный наследник старого Деметрия.

- Не о нападении – об обороне надо думать… - прохрипел лохаг копейщиков Сариссос, - с нашими ли силами объединить Эпир? Арту бы отстоять от обнаглевших эллинов! После разграбления Константинополя каждый грек себя Фемистолом считает, если не Алкивиадом…

- А отряды конкистадоров разных шастают по дорогам, то ли подчиняются они кому, то ли нет – не ясно… – пробормотал приезжий рыцарь де'Валяй, задумчиво посмотрев на присутствующих казночеев…

- Успею ли поцарствовать? – подумал, но как-то громко для такой мысли, незаконнорожденный сын Деметрия Полидевк (прозванный так за пристрастие к женскому полу и зело постаравшийся в преумножении оного, переводя несчетное количество девок в иной разряд). Брат его, Кастор, напротив – нраву был скромного и ни на девок, ни на престол батюшкин не покушался.

Ни на чем и порешили. Деспот Деметрий со свойственной ему либеральностью, принял следующие решения – слать гонцов до всех концов, заключать Брестские миры со всеми и всями, чтобы в этот период раздрая отстоять все, что можно от приезжих гастролеров и гастарбайтеров, которые, чуть зазеваешься – так обарбайтают, что мало не покажется даже потомку Пирра Великого…

В первую очередь гонцов отправили к Ахеянам, предлагая заключить союз – Антанте Геспериде, что в переводе на греко-латинский означает "Западное согласие" и вскладчину держать флот в Западных Водах, не пуская на эти Воды никого без взаимного согласия. Но ахеяне самонадеянно промолчали, напоив, тем не менее, послов знаменитым "Пилосским крепленым".

Следующим потенциальным союзником был избран король (тьфу, название ромейское), то есть по эпирски – царь Македонии, Филипп Брутальный, или, как он сам себя называл, Жестокий (за мягкость, понятно, македонского характера). Ну, здесь душа родственная – не эллинская – откликнулась сразу. Правда первоначально Бореальная – сиречь, северная – Ось увязла в Фессалии, поскольку оба правителя считали Фессалию своей зоной (влияния). Стратиотов-то традиционно и македоняне, и эпироты именно из фессалийцев набирали испокон веку… Решили по-братски – поделили ее пополам, западная, понятно, часть отходит к Эпиру, восточная – к Македонии. Стало быть, со стратиотами проблем не будет у каждого участника концессии… Кроме того, разногласия вызвала и безымянная крепость на самом Севере, почти в земле лихих болгар. Дохода она не приносила никакого, но стратегически была довольно привлекательной. Договорились с Филиппом оставить ее нейтральной ради дружбы между двумя братскими народами…

После этого, когда соседей с протяженными границами неохваченными дипперепиской у Эпира не осталось, всем остальным государям отправлены были предложения на взаимообразных условиях отказаться от раздачи близлежащих земель одного, соответственно, деткам незаконнорожденным другого, а законорожденных тоже с войсками в такие области не присылать.

На такое обращение ответили сразу три государя:

Император Константинопольский (Бог Ты мой, сам базилевс-кесарь Царьградский!) Максимилиан согласился на такие условия, при этом выяснилось, что он уже в союзе с Филиппом Брутальным. Ну, враг моего врага… то есть вассал моего вассала… Короче – заключили эпироты союз с Константинополем, включился Константинополь в Бореальную Ось (удлиннилась она сразу на треть, если не больше).

Не заставил себя ждать и Венецианский Дож, правда, затейливо хитросплетая слова, попытался он вначале уклониться от вопроса о прилегающих к Эпиру прибрежных территориях, но после настойчивого демарша дьяка по заморским делам Паруса Понтуса согласился не соваться в Адриатику, но в ответ выторговал обещание помощи при агрессии ахеян… В результате возник новый союз – Морская Ода.

Спецкурьером Никифор, император Никейский, уведомил о принятии условий и неожиданно – предложил союз… Императору отказывать – себя не уважать, решил Деметрий и подмахнул договор об образовании Стальных Скоб…

Внезапно активизировались эллины – первыми поняли свою выгоду, как водится, деятельные афиняне – они присодинились к Бореальной Оси, эпироты и глазом моргнуть не успели – а уже оказались втянуты в раздел Ахейи (правда, пока только на карте). Быстрый и горячий афинский герцог Пекосо сразу понравился эпирскому деспоту – он напоминал своею напористостью самого' Пирра…

И когда озадаченому Деметрию стало казаться, что только один потенциальный враг остался у него в Ойкумене, и не замахнуться ли ему всерьез на Уильяма нашего, герцога Ахейи, - и сами ахеяне наконец ответили согласием, вернув изрядно подвыпивших, но не разубежденных послов, отправленных еще месяц назад. Союз Антанте Геспериде тоже состоялся, что было скреплено бочкой "Пилосского…", прихваченной эпирскими же послами, произведшими неизгладимое впечатление на ахейский народ крепостью своею как в питии этого славного напитка, так и в закусывании оного рыбою, в изобилии вылавливаемой рыбаками Ионических островов… И по сей день рыбак с Закинфа или Кефаллении, в гостях у приятеля пробуя только что посоленую рыбу, нет-нет да и воскликнет: "Какой посол!", отдавая дань памяти добрым эпиротам.

За столь беспримерные достижения на дипломатическом поприще старый Деметрий был награжден орденом Талейрана третьей степени с полагающимся к нему бантом, сделанным из карты "Убийство герцога".

Но крепость на дальнем Севере не давала покоя старику. Утирая скупую слезу, старый воин напутствовал своего внебрачного сына: "Ты крепость-то займи, пока ее болгары не оприходовали, но про то, что Ты – эпирот, с этого дня забудь. Ни к чему нам дипломатические осложнения с моим союзником Филиппом Брутальным. А будут македоняне приезжать и спрашивать, чей будешь – отвечай кратко: Я – Кастор, а страна моя – Кастория!" С тем и распростились.
Полидевка же от греха решено было отправить на Корфу, привести местных корфуцианцев к присяге на верность Эпиру и деспоту Деметрию, что оказалось впоследствии страшной ошибкой стареющего государя…


Так были заложены основы внешней политики, международных связей и союзнических отношений современного Эпира, позволившие ему занять достойное место в мировом содружестве наций, обеспечить свои национальные интересы, территориальную целостность и неприкосновенность границ, создавшие условия для мирного развития собственно эпирских земель и всех северных и средних Балкан, счастливого существования на них эпиротов и их союзников…

Продолжение жизнеописания малоазийской звезды Жанны
            (Drozd)

Движимый жаждою общения поведаю вам историю, рассказанную мне моим служкой, вернувшимся намедни из малоазийской Никеи. После резни, учиненной войсками Филиппа, полупустой город был заселен македонскими ветеранами и местными благородными семьями, бывшими при никейской власти в опале и потому изгнанными, а теперь приглашенными обратно.
Жители города, видевшие осаду, а затем и репетицию Судного дня от страха и ужаса впали в безумие. Безумнее прочих вздымала руки к небу, рвала на себе одежды и вгрызалась в копья македонских воинов никейская княжна Жанна. Звериным воем взывала она к царю Филиппу, заставляя как воинов, так и простолюдинов недоумевать, что же печалит ее боле: то ли безвозвратная утеря родных и знакомых, то ли невозможность немедленно и всецело отдаться царю царей… Три долгих нескончаемых дня слышал город ее вой, распугивающий тучи воронья, слетевшегося на мрачный пир. Окончательно посадив голос и обессилив от потери крови (беспрестанно она вонзала в себя ногти, о которых в Македонии даже молва ходит: будто она ими вместо ножа персики разрезает и мед на лепешки намазывает), упала княжна возле шатра начальника гарнизона командира сариссофоров Леонида Философа и застонала, моля отправить ее в Пеллу к македонскому царю. Убедившись в ее маникальной одержимости, Леонид задумался: «Может и впрямь отправить ее с ближайшим кораблем к Филиппу? Все-таки царская дочь». Но, зная суровый нрав стервозно ревнивой Олимпиады, жены Филиппа, не менее безумной, нежели умалишенная Жанна, которая своими руками разорвет любую женщину, появившуюся в их доме, передумал. Утра вечера мудренее – и старый ветеран решил вспомнить молодость, когда после занятий в академии, он по полночи болтался с девицами, увлекая их рассказами о боевых порядках, о ходе великих сражений, об анатомии боевых слонов и прочей софистике. И на этот раз проверенный ход был безотказен: рассказы о строении сариссы, и почему она такая прямая, и почему она такая твердая, успокоили Жанну и она, растаяв от нежных речей, тут же заснула как младенец.
И кто знает, на что бы решился старый Леонид, но в этот самый момент в лагере поднялась тревога – дозорные заметили два отряда копейщиков, по начищенным до блеска гербам Солнцеподобного узнав в них латинян. Те явно пребывали в растерянности от увиденного или скорее неувиденного и настолько упали духом, что, побросав оружие, побежали, а иные, так и не справившись с оцепенением, были искромсаны и втоптаны в землю прямо на месте.
Жанну в шатре не нашли, да и не стали искать: донесли о приближающемся никейском войске, которое хоть и попало в засаду, предусмотрительно выставленную в Дорилеуме, все-таки было всего в неделе ходьбы от Никеи…

Клит Полиоркет
Старший хранитель знаний библиотеки Фессалоник

(Nick One)

Доставленно матросом
краснознамённого Критского флота
Лоренцо Ламасом
с кога «Меркурий»

Уважаемому Дожу и Искусному Адмиралу Венецианской республики и земель ей подвластных.

Рапорт

При попутном ветре, в ясную погоду вышли мы из порта Кандии и взяли курс на север.
В Эгейское море. И было нас два корабля: коги «Меркурий» и «Варяг».
В конверте, полученном лично из Ваших рук и распечатанном мной в 20-ти милях от побережья, было приказано наблюдать и вести патрульную службу, дабы мир и спокойствие воцарились на море и торговля не прекращалась. В случае необходимости, произвести зачистку от нежелательных «элементов» и субъектов, им потакающих.

Плавание проходило весьма спокойно. Солнце пригревало. Водная гладь исходила мелкой рябью.
Ветер сопутствовал всю дорогу.
За свой экипаж я не беспокоился, его доверие своему капитану, выучка и опыт вполне соответствовали мероприятию. Экипаж нового корабля «Варяг» молод, в боях не проверен. Но выучкой блистал великолепной.

Прошу Вас снисходительно простить меня за лёгкое отступление, теперь о главном.

Днём 7-го, находясь на траверзе о.Митилини, мы попали в ужасную бурю. Свет померк. Волны подымались выше клотика. Было совершенно невозможно унять бортовую качку.
И в это время вперёд смотрящий обнаружил корабль сходного с нами класса, вышедший поперёк нашего курса в направлении о.Лесбос. Флаг его был нам незнаком, но продольный залп, произведённый пришельцем, не оставил сомнений.
Это был нежелательный «элемент».
«Варяг», шедший первым, лёг на параллельный курс и окутался дымом ответного залпа. Я, выставив доп.шторм.паруса пошёл на обгон, дабы перекрыть дорогу и взять наглеца в плен.
Сумасшедшая гонка сквозь шторм, под проливным дождём и градом снарядов продолжалась в течение трёх часов. На четвёртом часу, «Варяг», получив тяжелейшие повреждения стал отставать. И к завершению часа торпедный залп наших носовых кулеврин покончил с «элементом». Столб пламени, выросший на месте корабля, был ярче утреннего солнца.
Развернувшись, с водой, хлещущей в пробоины, мы подошли к «Варягу» и взяли его на буксир.
Но, оценив степень повреждений, пришли к выводу о невозможности дальнейшего плавания.
Было принято решение затопить «Варяг».
Корабль шёл ко дну нехотя, прямо и мы, несмотря на сильное волнение, могли долго наблюдать флаг, гордо реющий на сильном ветру.

Доставлено матросом
краснознамённого Критского флота
Лоренцо Ламасом
с кога «Меркурий»

Уважаемому Дожу и Искусному Адмиралу Венецианской республики и земель ей подвластных.


Рапорт

Всё оставшееся время, мы «зализывали раны». Количество пробоин счёту не поддаётся. Мачты, такелаж, всё, что можно окинуть взглядом, в плачевном состоянии.
Благо шторм утих и лишь лёгкое волнение морщинило море.
Ближе к вечеру, на горизонте появился чёрный парус. Корабль шёл бойко, его форштевень резал волны играючи. При приближении я обнаружил, что корабль новой постройки, свежая краска лоснилась на бортах.
Но что самое важное, на мачте реял тот же флаг, что и на дневном «госте»!!!
Етит твою налево!!!-пронеслось во многих головах и руки матросов, побросав иглы и топоры, схватились за… .
Первый залп противника прошёл мимо. Наш ответ не заставил себя долго ждать.
Командир БЧ-2 чётко отдал команды и … клочья парусов полетели со сломанных мачт противника.
В наш бриг(тьфу-ког) попало сразу несколько снарядов, вспыхнул пожар. Кормовая спаренная кулеврина вышла из строя. Две бортовые каронады и баллисту море-воздух выбросило за борт.
Только слаженные действия палубных позволили нам уклониться от торпеды.
Противник терпел не меньше нас. Все его мачты лежали на палубе. После наших торпед, осевший на полтора метра, противник мог огрызаться только палубной артиллерией малого калибра.
Невозможно оценить искусство владения профессией команды БЧ-3. Такое точное попадание торпедами выше всяких похвал.
Непрерывный обмен снарядами продолжался свыше часа.
К концу второго часа бой затих. Противник, обескровленный, дрейфовал по ветру. Движения на палубе не было видно. Борта медленно уходили в пучину.
Мы начали подходить ближе, чтобы снять оставшихся в живых с тонущего корабля, но прогремел взрыв и … на море плавали лишь обломки.
Может сдетонировал оставшийся боезапас, а может последние оставшиеся в живых предпочли смерть плену. В любом случае я снимаю перед доблестью врагов шлем!!!

Ваши моряки, о Адмирал, не посрамили честь далёкой родины и знамени святого Андрея (тьфу-Марка).
Несмотря на полученные повреждения и душераздирающие рассказы о корабле-призраке, беспокоящем нас, мы остаёмся верны долгу и нашему делу!!!

С превеликим уважением капитан-лейтенант краснознамённого Критского флота
Алехандро И. Казарский

Стр.2

Приветствуем Вас о мужественный сын нашей далёкой родины и мой покровитель Дож и Адмирал Венецианский

Пишет Вам смотритель северного побережья и наместник Хании, Розарио Агро.
С превеликим почтением!!!

Сего дня 7-го, в вечер, мимо, подгоняемый всеми попутными ветрами, прошёл прекрасный корабль, что поимёнен «Быстрый». Его свежеокрашенные борта блестели под лучами угасающего солнца, а оранжевые паруса, видимые должно быть издали на морском просторе, светились ярко.
Каждый, из находящихся на берегу, желал морякам удачи и сотни благословений сыпались, как из рога изобилия, во след оным мореходам.
В ночь, когда луна уже заняла своё, небесное, положение и Ваш покорный слуга склонялся ко сну, задержавшись за книгой, в дверь тревожный стук раздался.
То был посланник со стены, что город стережёт. Сказал он, что причалил ялик, в нём рыбаки и мореход, который с «Быстрого» моряк. Весь в ранах, но живой. Тот корабел мне ночью рассказал, что приключилось с ним.
Как сумерки пришли, и экипаж решил вздремнуть, раздался грохот, думали, что гром. Но на корабль рухнул град. Металла. Из темноты подкрался враг, спустивший парус жёлтый. Шёл он на вёслах. И многих потеряли в этот миг. Ломалось дерево и плавился металл. Осколки жалили людей. Взметнулось пламя. Но капитан остался жив и смог призвать людей к своим местам.
Ответный залп был слаб, но в цель попал. И враг, коварный, пламенем пошёл. А «Быстрый» рвался отойти, чтоб пламя сбить и снова развернуться. Враг за ним. И так гнались они сквозь тьму, на север, дальше от земли, где мы живём. Но «Быстрый» ход терял, терял людей. И слышался призыв сдаваться, но не сдавался он. Погиб и капитан. Все мачты, реи, такелаж лежали по бортам. А кулеврины замолчали навсегда. Последний залп торпедный точен был, но враг остался на плаву. Он лишь отстал. А «Быстрый» сел на риф, у берегов Монемвазийских. И чтобы враг его не снял был взорван экипажем на куски.
Такая грустная история мой Дож. Но славная страница мореходства!!! Ведь враг крупнее был, и нападал внезапно!!! А наш корабль флаг не опустил!!!

                                                           (Maksimilian)

Император смотрел на своих воинов, строящихся перед ним. Позади виднелись Серраи, из которых еще выезжали последние рыцари. Да, здесь, перед стенами столицы врагов, собрались лучшие сыны Империи, цвет рыцарства и нации вообще.
Но зачем? Греки просто хотят объединения и богатств, латиняне же стремятся к единой и сильной латинской державе – ведь это была глупая идея делить завоеванную, еще Византийскую, Империю между 4-мя правителями… Так угроза с Востока быстро сметёт их, как это делала с греками и раньше. Даже храбрые наследники Византии, Никейцы вряд ли устоят перед лицом восточных варваров сами, без помощи Запада…
А греческие страны пусть развиваются – ведь они заслуживают того. Эпир – средоточие мира и доброты, Никея – последний оплот на Востоке… к тому же с греками наш Император в хороших отношениях, на рынках поговаривают что он даже примет ортодоксальную веру… А моря будут Венеции, ведь должен быть независимый и справедливый Король Морей, который и будет следить за порядком и честностью морской торговли…
Еще есть информация что бывший герцог Адрианопольский, бывший регентом пока император посещал Тавриду, ушёл в крестовый поход с отрядом верных воинов – якобы для паломничества, а на самом деле для предложения своих услуг Восточным Дьяволам – ведь герцогства его лишили за пьянство и трату денег (время - деньги). Поговаривают, что именно он вырезал македонцев в Эфесе…
Еще на рынках вовсю судачат о возвращении герцога Родхопского, бывшего в плену у Трапезундцев в Крыму… Бастарда, захватившего власть в герцогстве во время отсутствия Гвидо был в плену, благородный герцог сжег вместе с кораблём, на котором тот пытался спасти свою шкуру. Именно свежеиспеченный маршал Гвидо будет командовать штурмом Фессалоник – ведь поражение жалкого македонского «воинства» неизбежно, после чего дело будет за штурмом.
По приказу Сиятельного мы щадим всех, кто не оказывает сопротивления воинству Солнца и Света… Крестьянские ополчения мы просто брали в плен и отпускали по домам, не их это дело – война. Первого же насильника из числа наемных стратиотов Император собственноручно обезглавил, а девушке разрешил взять себе его коня и оружие. И она тут же вступила в ряды его стратиотов – дабы не дать им повторить что-то подобное с кем-то еще. Больше не было ни одного изнасилования. Рыцари же вообще всегда сначала интересовались у дам их мнением на этот счет, а уж потом переходили к процессу. Немногих еще не связанных браком рыцарей Максимилиан заинтересовывал на браки с местной знатью – дабы успокоить местные рыцарские роды. Уже был назначен герцогом Кавалским Истрат-с-Островов, знатный грек, изгнанный с Лесбоса за свои песни и стихи.
Но не все было так хорошо. Под Никеей Филипп разбил отряды городских ополченцев, посланных на помощь Никейскому Императору. Хотя бы знамя Филипп Керкирский (командир ополченцев, бежавший с Керкиры) успел унести обратно в Никомедию, вместе с немногими выжившими. Самого Никейского Императора Король каким-то образом обхитрил.
Когда войско построилось перед Сиятельным, он, уже одоспешившийся и сверкающий на солнце начал речь.
«Сейчас на нас всех смотрит Солнце. Оно несет тепло и радость нам, его детям. Оно помогает дозреть урожаю, оно согревает зимой, благодаря ему мы видим мир вокруг… Мы благодарим Солнце, ведь оно не дает жизни Восточным Дьяволам. Оно оберегает нас от них. И оно помогает нам. Наши враги отвергли Солнце и ушли в Тень – они не хотят объединения, они не любят Солнце за то, что оно не дает жизни Восточным Дьяволам – ведь золото Дьяволов влияет даже на королей, в том числе и на Жестоких… Они не понимаю что золотая монета – это маленькое Солнце…
Солнце благодатно, но и убивает оно так же легко. Оно поможет нам в битве, а потом испепелит стены Фессалоник. Всё золото королевского дворца – ваше. И я обещаю что каждому из вас достанется еще по маленькому солнцу и от меня. Тех же, кто побежит, или начнет грабить и притеснять пленных и сдавшихся, ждет смерть. Солнце все видит, и оно накажет своим огнём нарушивших мое слово, ибо я Его воплощение на Земле.
И последнее, воины. Помните, что эти знамена с Солнцем должны еще повидать полмира, так что берегите их. Многие из вас еще помнят славный поход моего дяди на восток, за этой красной тканью. В поход отправились пять кораблей, вернулся лишь один. Кости большинства храбрецов – и кости моего дяди тоже - сейчас покоятся где-то далеко, у Большой Стены узкоглазого народа… Но эту ткань они добыли. Все вы помните как мы развернули свитки и положили их на площадь, вечно освещенную Солнцем, и как на следующий день на всех них появились изображения этого золотого Солнца…
Не заставляйте Солнце краснеть и накалятся, ибо это приведет к гибели всего. Деритесь против его врагов храбро, о славные люди, и оно будет оберегать нас».
Раздалось дружные крики «Солнце! Солнце!» на многих языках. Боевой дух воинов был настолько высок, что раздалась песня (за которую и пострадал Истрат-с-Островов). Первыми её затянули рыцари Луи, императорского сына, и Дофина никейского (отказавшегося от прав на престол в пользу родственников):

                                                           (Maksimilian)

Мы костер на троне разожжем
И спалим Короля!
Ведь здесь страна единая,
Империя моя!

И никогда король
Не будет сам себе,
Мы будем править всем –
Но не клонясь судьбе!

Ведь Солнце освещает
Наш славный храбрый род,
Мы земли все вернём под Свет
За славу и почет!

Но кто в союзе с нами –
Тот вечно будет жить!
Богатство преумножит
И с нами победит!

Отрывок из жизнеописания Императора Максимилиана I, Освещенного Солнцем.
За авторством ветерана Солнечных Войн, Людовика Марсельского.

Никейские хроники. Заседание малого совета.

(Soser)

Заседание малого импе