Битва при Бремюле (20 августа 1119 г.)
Дата: 17/09/2007
Тема: Военная история. Статьи.


    Мы продолжаем публикацию статей Максима Нечитайлова aka Недобитый Скальд. Данная статья ранее публиковалась в "Para Bellum" (№ 3 (23). 2004. С. 47-68.). Итак, битва при Бремюле:

    "...Бремюль стал единственной битвой в ходе войны (и одна из немногих за всю историю Средневековья), где короли Англии и Франции лично командовали обеими армиями.
    Напротив, как в вопросе численности армий, так и с точки зрения тактики, Бремюль – самая обычная битва XII столетия..."
- М. Нечитайлов



Нечитайлов М.В. Битва при Бремюле (20 августа 1119 г.) // Para Bellum. № 3 (23). 2004. С. 47-68.

Notitia contubernii”:
Битва при Бремюле (20 августа 1119 г.)

Война 1116-1119 гг.

     На протяжении двадцати пяти лет, почти непрерывно, Людовик VI Толстый (1108-1137), король Франции, и Генрих I Боклерк (1100-1135), король Англии и герцог Нормандии, вели между собой войны. Генрих, лучший политик и полководец Нормандской династии, отстаивая границы своего герцогства, заключил ряд союзов и создал мощную антифранцузскую коалицию. В результате, в первой войне (1109-1113 гг.) Капетинги едва не оказались на краю гибели и, в конечном счете, были вынуждены признать за Генрихом владение Мэном и Бретанью (март 1113 г.).

    Неудивительно, что, желая реванша, в 1116 г. Людовик вновь начинает военные действия. Союзниками французов в этой войне выступали Фульк V, граф Анжуйский, и молодой Бодуэн VII, граф Фландрский, а также ряд мятежных нормандских нобилей. Военные действия разворачивались в Вексене, а также в Пикардии, Бри и в окрестностях Шартра. Первоначально война протекала в обычном духе раннесредневекового военного искусства – осады замков, внезапные захваты, набеги, засады, ответные рейды, в общем – упор на “малую войну” при уклонении от крупных полевых сражений.

    Однако, в 1118 г. где-то в Нормандии был смертельно ранен Бодуэн (умер 17 июня следующего года). Его племянник и преемник, Шарль Добрый (убит в 1127 г.), возобновил мирные отношения с Англией. Фульк Анжуйский разбил Генриха под Алансоном (декабрь 1118 г.), но в июне 1119 г. будущий правитель Иерусалимского королевства примирился с английским монархом. Когда же сам Людовик, по наущению Гийома Клитона (сын герцога Робера Кюртоза, племянник Генриха I) вторгся в Нормандию, он столкнулся с армией Генриха и потерпел сокрушительное поражение. Это сражение вошло в историю как битва при Бремюле.

20 августа: Сближение сторон

    Действуя в Нормандии, Людовик овладел замками Лэгль, Данжю, Шатонёф-сюр-Эпт и захватил Андели, который защищал сын Генриха, Ришар. (Принц при этом попал в плен, но был благородно возвращен Людовиком его отцу.) Ненадолго вернувшись во Францию, Капетинг вскоре снова появился в Нормандии из Этампа (август 1119 г.), ведя за собой войско и опустошая все на своем пути. Целью французов и их союзников стал Нуайон-сюр-Андель в нормандском Вексене[1].

    В этот момент в Нуайоне были сосредоточены войска Генриха I. 20 августа английский король прослушал мессу и выступил из города. Однако, он не знал, что французы уже находятся в городке Лез-Андели, за рекой Андель. Продвигаясь вперед с колонной, Генрих, согласно обычной практике войны[2], разослал по сторонам фуражиров (из оруженосцев), которые вытоптали поля кругом Этрепаньи (городок восточнее Андели), и приказал им доставить на своих конях в замок Лиона (за рекой) срезанные снопы пшеницы. В источнике XII в. обнаруживаем сходное описание прохождения войска (только без поджогов – но их применили в этот день французы, что выдало их приближение): “Трогаются в путь. Гонцы и поджигатели становятся впереди; за ними следуют фуражиры, собирающие добычу и везущие ее длинными обозами. Начинается полное смятение. … Поджигатели окружают деревни, где уже побывали, разграбив их, фуражиры; потерявшие голову жители сгорают заживо или же уводятся со связанными руками, присоединенные к добыче. Гремит набатный колокол, страх, постепенно распространяясь, охватывает всех. Видны сверкающие повсюду шлемы, развевающиеся штандарты, скачущие по равнине рыцари…[3].

    В то же время король позаботился и о разведке местности. С этой целью он отправил четверых рыцарей. Поднявшись на “гору” (невысокий холм) Верклив (единственную возвышенность в округе, с которой открывается вид на значительную часть равнины нормандского Вексена), они взирали на расстилавшуюся перед ними долину и заметили шлемы и знамена армии Людовика, выходившей из леса на той стороне долины.

    Король Людовик в тот же день оставил Андели. Однако, так и не подумав разослать разведчиков и, соответственно, ничего не узнав о дислокации неприятеля, он лишь пожаловался своим приближенным, что не сможет встретить английского государя в открытом поле. Сугерий сообщает, что король Генрих будто бы “тайно” (occulte) подобрался к французам, выстроив многочисленные полки. В действительности, в своей неудаче французский правитель был виноват сам, не позаботившись как следует подготовиться к возможному столкновению, которого, “без сомнения”, он так долго желал.

    Французы двинулись на Нуайон, надеясь захватить его замок с помощью измены. Преодолев лежащий перед Андели лес, они вышли на равнину. Тем временем Генриху доложили о результатах разведки, вскоре, очевидно, и французы заметили приближение англо-нормандцев, благодаря гонцам и “разносчикам слухов” – видимо, из числа местных жителей.

    Поэтому в обеих армиях начался спор о том, вступать ли в бой, или же уклониться от него. Бушар III де Монморанси и прочие “осторожные люди” советовали Людовику не сражаться на территории Нормандии, в то время как рыцарство Шомона настаивало на обратном. С другой стороны поля канцлер Гийом де Танкарвиль тоже предложил Генриху уклониться от битвы. Но он столкнулся с противным мнением Уильяма II де Уоренна (ум.1138), графа Суррея (одного из близких друзей Генриха I и главного героя “Книги Гайдского монастыря”, где приводится его длинная речь по этому поводу), и Роже де Бьенфэта, сеньора д’Оммэ. Но, в конечном счете, везде возобладали сторонники полевого сражения.

    Узнав о подходе Людовика по сопровождавшему его путь дыму (французы на подходе подожгли житницы монахов Бюшрона), Генрих выстроил свою армию близ холма Верклив, на “широкой равнине, именуемой местными Бремюль (Brenmula)[4], идеально подходившей для действий конницы, в полутора лье (6,6 км)[5] от Нуайона. Сегодня не существует местности с таким названием (хотя ферма Бремюль существовала еще в середине XIX в., как сообщает О. ле Прево), поэтому точное место сражения определить невозможно. Но есть все основания полагать, что под именем Бремюля была известна именно та просторная плоская местность, что и ныне простирается от Верклива.

Боевые порядки

     Что было дальше, не совсем ясно, потому что источники – Ордерик и Генри Хантингдонский с английской стороны, аббат Сугерий со стороны французской, а также “Книга Гайдского монастыря” – противоречат друг другу. Похоже, что у Генриха было около 500 рыцарей (cum quingentis militibus), считая с ними и его военный двор (familia regis)[6]. Около 400 из них спешились, остальные остались верхом. Неясно, были ли в армии Генриха лучники или арбалетчики (как полагают некоторые авторы; см. ниже), если да – можно добавить к этому числу еще несколько сотен воинов. Но вряд ли в таком случае все источники хранили бы полное молчание о них[7].

    Всего были созданы четыре баталии. Всадников поставили впереди пеших (похоже, чтобы, укрыв собой главные силы, побудить тем самым французов к атаке), двумя баталиями, либо бок о бок (вероятно), либо друг за другом. Их возглавили “знатнейшие люди” Генриха:

    Первую: графы Уильям II де Уоренн и Уолтер III Гиффард, а также Роже Фицришар (де Бьенфэт).

    Вторую: “прочие графы [это мог быть только Анри д’Э, третий граф в армии Генриха, упомянутый Ордериком] и вожди короля Генриха”.

    Ордерик, однако, пишет, что сын Генриха Ришар был верхом и именно он командовал этой “сотней конных рыцарей”. Наконец, Генри Хантингдонский считает, что конная баталия была только одна и состояла она из “знатных нормандцев”. (Видимо, оба конных отряда стояли бок о бок, а потому и были приняты некоторыми наблюдателями за единое формирование.)

    За всадниками стояли спешенные рыцари в сомкнутых рядах – хронист подчеркивает глубину и плотность строя (densissimum cuneum). Источники согласны в том, что Генрих и его сыновья (и доверенные рыцари – “лучшие люди” – при них) возглавляли разные баталии. Детали сражения показывают, что эти отряды были пешими (Ордерик пишет, что Генрих спешился; Генри Хантингдонский отмечает, что Ришар и Робер[8] со своей баталией сражались в пешем строю, но сам король восседал на коне). Следовательно, похоже, что пехота (спешенные рыцари) выстроилась в две линии. Т. е. первая баталия – под началом принцев. Вторая (и посреди ее король “с отважнейшими вождями” и “рыцарями своей familia”) – за ней. Альтернативная версия: Генрих мог стоять не в четвертой, а в третьей баталии.

    В числе воинов были Готье д’Оффэ (родственник Фицришара), Гийом де Танкарвиль, Уильям де Румар (единоутробный брат Ранульфа, графа Честера, и будущий участник первой битвы при Линкольне), котантенец Нэель д’Обиньи (пользовался особым доверием Генриха I, один из самых могущественных английских баронов, ум. 1129) и другие. Королевским знаменосцем при Бремюле был Эдвард Солсбери (кстати, коренной англичанин по происхождению – в следующем году он, как и де Румар, счастливо избежит плавания на “Белом Корабле”), отважный и стойкий воин. Однако, состав армии вызывает еще больше вопросов, нежели ее построение. Впрочем, можно думать, что у Генриха были его придворные рыцари (familia) и нормандское феодальное ополчение (procerum Normannie), поскольку нигде не говорится, что кто-либо из рыцарей прибыл из Англии для участия в кампании этого года. (Э. Фримен[9] уверяет нас в обратном, но не смог найти каких-либо доказательств в пользу этого утверждения.) Сомнительно, чтобы даже английских баронов сопровождали их вассалы-англичане. Среди воинов Генриха могло быть немало наемников.

    Французская конница (около 400 рыцарей) двинулась вперед, разделившись на две баталии. Авангард (рыцари из Вексена) пребывал под началом нормандца Гийома II де Криспина (племянник графа д’Эврё, сеньор д’Этрепаньи, “муж благородный” по характеристике Робера де Ториньи)[10], Годфруа де Серрана и самого Гийома Клитона. По мнению Сугерия, вексенцев вели Бушар де Монморанси и Ги де Клермон. Ордерик подтверждает присутствие первого в отряде Клитона и участие второго в сражении. Вторую баталию возглавлял сам Людовик “с большинством людей”. По словам Сугерия, авангард занимал правый фланг, но Генри Хантингдонский упоминает, что Людовик предводительствовал “в следующем отряде” и что людей там было больше, чем в первой баталии (по словам этого автора, ее вел Клитон). Видимо, королевский отряд скакал прямо за авангардом.

    Ордерик перечисляет также Матье I, графа де Бомон-сюр-Уаз, старого Осмунда (Осмона) де Шомона, сенешаля (с 1118 г.) Гийома II де Гарланда (по мнению хрониста, “командующий французским рыцарством”), Пьера II де Моля (позднее, вероятно, один из информаторов Ордерика о событиях боя), Филиппа де Монбрэ (в издании ле Прево – Пайен де Монжэ), уроженца Нормандии Бодри де Брэ и других французов и нормандцев.

Битва: Действия Криспина

    Сугерий, возможно, оправдывая своего государя, утверждает, что его воины даже не готовились к битве. Гайдская хроника, впрочем, главным виновником называет все же Людовика. Он-де, негодуя и гневаясь, не потерпел промедления и “со всем порывом и без порядка и меры поспешно устремился” на Генриха. У Ордерика Людовик приказывает всем идти в бой отважно “ради чести рыцарства и свободы королевства, чтобы слава французов не потускнела из-за их трусости”. Французы просто отважно, но беспорядочно (“опрометчиво, хотя и бесстрашно”, признает Сугерий) атаковали “мудро” и “толково выстроенные” войска Генриха.

     Видимо, первая баталия Людовика “опрокинула” отряд Уоренна и “растоптала” второй отряд конного прикрытия армии Генриха. Если верить Сугерию, французы “с силой отразили первый отряд всадников, (отбросив их) на вооруженных пехотинцев”. (Имеются в виду пехотинцы в доспехах, т. е. спешенные рыцари.) Генри Хантингдонский пишет о выбитых из седла и рассеявшихся всадниках-нормандцах. Часть всадников, видимо, могла отступить с поля боя, хотя не исключено, что французы приняли за бегство маневр этих баталий, в ходе которых они отошли в сторону, дабы перестроиться  для новой атаки.

    Однако, подскакав к третьей (пешей) баталии, французы ничего не смогли поделать с плотным строем пехотинцев (“ни с какой силой ту разбить не могли”). Но не могли они и отступить, поскольку с тыла к ним подступили рассеянные ими ранее две первые (конные) баталии англо-нормандцев, “движимые гневом”. Поэтому французам пришлось разделиться на два отряда[11]. Они обошли первую пехотную фалангу и бросились на стоявшую за ней четвертую баталию, где пребывал сам король Генрих.

    Но, ударив на королевский отряд, французы сами были рассеяны. Разгорелся бой. “Все копья сломаны. Они берутся за мечи”. Ордерик подчеркивает, что Годфруа де Серран и вексенцы сражались отважно и даже сумели потеснить противника. Гийом Криспин со своими людьми прорвался вглубь вражеского строя и достиг ненавистного ему монарха. Он нанес ему один (Ордерик) или два (Генри Хантингдонский и Гайдская хроника – но последний автор говорит о “неком рыцаре”, а не конкретно Криспине) удара мечом в голову. Генрих не был ранен – от увечья его спас capitium loricae, видимо, прочный кольчужный капюшон (по другой версии, шлем – вероятно, и шлем, и капюшон оба сыграли свою роль). Но все же удар был так силен, что кольчужные кольца врезались в кожу головы, хлынула кровь. “Какое безрассудное злодеяние задумал он, когда, потрясая клинком в деснице, поднял его над головой того, кто был помазан священным елеем из рук прелатов и коронован королевским венцом, когда народ радовался и возносил хвалу Господу!”, – ужасается Ордерик[12].

    Опасность такого удара не стоит недооценивать[13]. За два месяца до Бремюля граф Бодуэн Фландрский умер после повреждения мозга, когда в неравном бою его шлем раскололся под градом ударов[14]. А в 1106 г. приближенный Генриха I Робер Фицамон (на его дочери позже женился Робер Канский) получил удар копьем по макушке “и лишился своих способностей, проведя значительное время почти что в состоянии идиотизма”, пока не скончался.

    Однако, Генриху повезло – спасла надежная броня. Роже Фицришар тут же выбил из седла нападавшего на Генриха всадника и взял его в плен (и едва отстоял его от тех, кто жаждал расправиться с Криспином, мстя за короля). Если верить Генри Хантингдонскому, король будто бы сам нанес ответный удар мечом с такой мощью, что, хоть и выдержал шлем, но всадник и конь упали на землю, и спешенный Криспин был тут же захвачен в плен у ног короля.

    В конечном счете, окруженные воинами Генриха, все французы из первого отряда были окружены и сдались (Бушар, Осмунд, Обри де Марей). Бежали немногие. Всего нападавшие лишились здесь 80 рыцарей, у которых “кони были быстро перебиты” – как считают (М. Чибнелл и Д. Брэдбери), благодаря меткой стрельбе англо-нормандских лучников и арбалетчиков, целившихся именно в коней. Разумеется, приемлемо и другое объяснение: пешие воины окружали конных французов и убивали их коней, стаскивая владельцев на землю. (Ордерик и далее подчеркивает, что многие французские рыцари попадали в плен, лишившись коней, комментируя, что “незащищенная лошадь была мишенью более надежной, чем укрытый броней рыцарь”.)

Битва: Действия Людовика

Второй отряд французских рыцарей, вместе с Людовиком, вероятно, последовал за первым. Он атаковал по фронту первую баталию пехоты Генриха, когда конница “англичан” отступила, преследуя первых нападающих. Но и здесь французы потерпели неудачу. Очевидно, из-за того же беспорядка (incompositi) и отсутствия дисциплины, отмеченных Сугерием. Одни рыцари из второго отряда попали в плен – “все его [Людовика] лучшие люди были захвачены”, сообщает Англосаксонская хроника. Другие (включая самого монарха) проворно бежали. Причем Людовик будто бы отступил (вместе с Бодри де Брэ) только по настоянию своих рыцарей, когда поражение стало неминуемым. Король, “с коня упав” и отбившись от спутников, укрылся в лесу Мюзегро. Оттуда дрожащего, но невредимого толстяка вывел в Андели некий крестьянин. Не признав Людовика (к счастью для последнего…), он соблазнился обещанием богатого вознаграждения. (Конечно же, у Сугерия монарх “отступил наиболее подобающим образом в Андели”.)

    Англо-нормандцы, сев на коней, бросились за французами в погоню и преследовали бегущих (по единственной дороге) до самых ворот Андели. Робер де Курси младший настолько увлекся, что вскакал в город и там был пленен французами. Пьер де Моль и часть беглецов побросали свои эмблемы[15], чтобы избежать опознания, и, смешавшись с победителями и издавая те же кличи, что и они, сумели ускользнуть. Бежал и Гийом Клитон.

    Итак, в ходе сражения первым натиском французский авангард рассеял (но не уничтожил) нормандскую конницу прикрытия, после чего обскакал первую пехотную линию и набросился на королевскую баталию. Однако, с помощью подоспевшей оправившейся от удара нормандской конницы, французы были разгромлены и сдались. Второй отряд французов, во главе с Людовиком, вероятно, атаковал первую баталию пехоты противника, но также потерпел поражение.

    Однако, данная картина боя может быть в деталях неточной. Так, Генри Хантингдонский уверяет, что исход сражения французов (Криспин и Клитон были уже разбиты, и бой шел между королевскими отрядами) с баталией Генриха решила атака пешего отряда принцев, после чего воинство Людовика дрогнуло и побежало. “Тогда пеший отряд, где находились сыновья Генриха…, обрушился с противоположного направления с опущенными копьями. Видя это, французы, ослабленные неожиданным страхом, показали спину”. Напротив, Сугерий, видимо, имеет в виду “скрытый” конный резерв, нанесший решающий удар по войску Людовика, пришедшему в ходе боя “в замешательство”. Если это так, использование такого резерва напоминает нам о фланговой атаке конницы Эли Мэнского в битве при Теншбрэ. Впрочем, Сугерий, вероятно, все же подразумевал действия конных отрядов Уоренна и Анри д’Э.

Последствия

    Три[16] (видимо, и французских, и англо-нормандских) рыцаря были убиты. Еще 140 (Ордерик) или 114 (Гайдская хроника) французов были захвачены в плен. Среди последних едва не оказался и сам Людовик, потерявший коня и знамя[17]. Генрих выкупил vexillum за 20 марок серебра для себя на память, а скакуна с седлом и уздечкой на следующий день благородно вернул владельцу. Гийом Этелинг[18] тоже возвратил своему родичу, Гийому Клитону, утраченного им в бою коня (Ордерик уточняет, что это был пальфруа – лошадь для дороги, а не дестриэ, как у французского короля).

    Пленников отвели в Нуайон, куда победители (с “большой добычей”) прибыли в тот же день. Затем французов разослали по разным замкам, исключая Бушара, Эрве де Жизора и некоторых других, бывших вассалами обоих королей, которых Генрих отпустил на свободу. Ги де Клермон умер от болезни в Руане. Остальные со временем были выкуплены, кроме злейших врагов Генриха: Осмунда держали в Арке в оковах (за его злодеяния) до заключения мира. Генрих с триумфом вступил в Руан, празднуя победу под боевые кличи и пение клириков.

    Хотя сражение не ознаменовалось крупным кровопролитием, итог его был значительным, что попытался скрыть Сугерий. Французская армия потерпела серьезное поражение, о котором тут же стало известно “во всех странах севернее Альп”, множество рыцарей было взято в плен, по престижу династии Капетингов был нанесен серьезный удар. Как гласили с сарказмом составленные Генри Хантингдонским стихи: “Галлы бегут сломя голову, предпочитая бегство – бою, шпоры – метательным снарядам”. В результате Генрих сумел подавить на территории Нормандии очаги сопротивления, поскольку мятежные бароны лишились поддержки извне. Попытка французов взять реванш (осада Бретея, сентябрь) провалилась, Генрих вскоре заручился поддержкой папы, и осенью 1119 г. обе стороны заключили мир.

Битва двух королей

    Бремюль стал единственной битвой в ходе войны (и одна из немногих за всю историю Средневековья), где короли Англии и Франции лично командовали обеими армиями.

    Напротив, как в вопросе численности армий[19], так и с точки зрения тактики, Бремюль – самая обычная битва XII столетия. При этом стоит напомнить, что в англо-нормандской военной организации XII столетия пехотная тактика значительно опережала континент. В Британии пеший воин, независимо от того, передвигался ли он верхом или же пешком, сохранял свой престиж, тогда как на континенте все преимущества в положении были именно у конного рыцаря. Но в Англии, повторяю, сильная пехотная традиция существовала до самого конца пресловутой “Эпохи рыцарства”.

    При Генрихе I англо-нормандцы активно применяли спешивание перед началом боя большинства своих рыцарей. Это мог сделать только властный и сильный правитель с немалыми возможностями, каковыми всегда пользовались англо-нормандские короли в своих военных структурах, насаждая там военную дисциплину. Спешенные воины использовались в сочетании со стрелками. В резерве оставался лишь небольшой конный отряд. Опыт битвы при Гастингсе, а равно (отчасти) англосаксонские традиции пешего боя и “стены щитов”, не прошли даром. К 1106 г. произошла маленькая революция в военном деле. Поскольку в том году, в первом крупном военном столкновении за последние сорок лет, при Теншбрэ, как заверяет нас очевидец, 94 % армии Генриха I  сражались пешими, включая самого монарха и его “бесчисленных” баронов (спешилась и часть рыцарей Робера Кюртоза, как и сам герцог). Верхом остались только три отряда (как сообщают, по 700 всадников на фланге каждой из двух баталий – анжуйцы, нормандцы, возможно, англичане; и еще до 1000 мэнцев и бретонцев в скрытом резерве где-то на левом крыле).

    И при Бремюле Генрих тоже спешил[20] четыре пятых своих рыцарей и баронов. И сам монарх встал с придворными рыцарями (familia) во второй линии (баталии) пехоты. Отметим это – Генрих сам выбрал место для битвы, идеально подходящее для кавалерии, у него было численное преимущество над французами, и все же он решился предоставить инициативу врагу, велев своим воинам сойти с коней. Значит, он действительно был уверен в эффективности приема спешивания. Любопытно – такой же метод король применил и при Теншбрэ, где он разместился вместе с баронами во второй баталии, позади первой, тоже пешей. Часть рыцарей, как обычно, составила при Бремюле резерв (видимо, поделенный на два отряда по полсотни всадников в каждом) в качестве кавалерийского прикрытия (необычный прием). В остальном, построение войск типично для англо-нормандской тактики (в две-три баталии, здесь друг за другом) и вновь вызывает ассоциации с кампанией 1106 г. Там тоже имелись две баталии и при них конница. (Правда, тогда на одном из флангов находился еще и конный резерв, которого не наблюдаем в 1119 г., но лишь из-за нехватки войск.)

    При Бургтерульде большинство англо-нормандских рыцарей спешилось вместе с командующим, остальные составили конный резерв. То же самое произошло и при Стэндарде, где верхом остались только командиры и небольшой отряд охраны рыцарских лошадей. “Спешившись, сам король, (стал) с его отрядом, поставив свою конницу в авангарде”, - писал Уильям Ньюбургский о Линкольне, где король со свитой до конца оставался посреди пеших горожан в центре его войска (с конницей на флангах).

    В сущности, только Доль (1076 г.), Жерберуа (1079 г.), Данстер (1139 г.), Уилтон (1143 г.) и, отчасти, Форнэм (1174 г.)[21] можно считать кавалерийскими сражениями. В остальных боях пехота (будь то стрелки, копейщики или рыцари) всегда играла важную роль. Кавалерия присутствовала и имела большое значение для полководца, но не доминировала на поле боя. Что характерно – согласно одному источнику, исход битвы при Бремюле был решен атакой сомкнувшего ряды пехотного отряда.

    Спешиванию рыцарей можно найти еще одно объяснение. Ордерик Виталий, изображая в своей хронике события Теншбрэ, Бургтерульда и Линкольна[22], писал, что рыцари спешивались (“чтобы сражаться более решительно”) с тем, чтобы сделать невозможным бегство и поддержать или поощрить мужество простых воинов. И аббат Сугерий, в жизнеописании Людовика Толстого, замечает, что при Бремюле Генрих “спешил рыцарей (milites armatos), чтобы те действовали отважнее (fortius)”. Филипп де Коммин напишет три века спустя: “Многие знатные люди поступали именно так, чтобы поднимать дух простолюдинов и заставлять их лучше сражаться”. Причина тому в человеческой психологии – довольно трудно устоять перед несущейся на тебя конницей, если ты пехотинец. При виде ее, тебя охватывает неприятное чувство, ибо “каждый отдельный человек остается простым смертным”. И чувство это может перейти в панический страх, особенно если вражеская конница явится неожиданно, писали военные XIX века. Даже в начале века XX-го встречавший атаку красной конницы русский офицер не мог забыть, как “нестерпимо, выше человеческих сил, было стоять ружье у ноги, не нагибаться к пушке, глядя в самое лицо скачущей смерти (выделено мною – М.Н.)”[23]. (Неудивительно, что в эпоху Средневековья поднятию боевого духа воинов уделяли большое внимание.) У пешего же войска (особенно против конного неприятеля) нет альтернативы в бою, нет возможности бежать к безопасности. Ему остается только победить или умереть…

    Напротив, французы в этом сражении не использовали значительный оборонительный потенциал своей пехоты, хотя простолюдины pedites упоминаются в 1124 году. Видимо, пехотинцы у Людовика все же были, иначе трудно понять, на что он рассчитывал, направляясь под Нуайон (вскоре после Бремюля король собрал несколько тысяч ополченцев из приходов “со всех провинций Франции и Фландрии” для осады Бретея). Но они следовали на значительном расстоянии (с обозом) от конницы и, естественно, в бою участия не принимали. Не исключено, в день битвы французская пехота вообще оставалась в Андели, пока король с конницей опустошал округу.

    Как бы то ни было, отсутствие пехоты сказалось отрицательным образом на итоге сражения, и полностью конное войско французов было разбито конно-пешей армией англо-нормандцев. Любопытно сравнить в этом отношении Бремюль с Мюре (1213 г.), где арагонская конница тоже отказалась от поддержки тулузского ополчения и была сметена атакой крестоносцев (правда, тоже без содействия своей пехоты) Симона де Монфора. И, напротив, в следующем году сражение при Бувине показало, сколь больших успехов может достичь умелое сочетание обороны пехоты с контратаками конных латников.

    Поэтому англо-нормандцы всегда придавали особое значение своим лучникам и арбалетчикам. (Благо и до Латеранского собора оставалось еще ровно двадцать лет[24].) Как считают, при Бремюле многие французские рыцари лишились своих коней благодаря меткой стрельбе англо-нормандских лучников и арбалетчиков, целившихся именно в животных, легко уязвимых для их оружия (Бургтерульд и, вероятно, Бремюль), дабы сорвать, приостановить темп конной атаки противника. Ведь даже одна-единственная раненая лошадь, падая, может преградить путь нескольким другим и, тем самым, нарушить строй и задержать атаку. Собственно, ни один источник не упоминает лучников при Бремюле (увы, “пехотный синдром” – отсутствие интереса к занимающимся низшими формами воинской деятельности простолюдинам у хронистов)[25]. Но подобная тактика засвидетельствована в других битвах, а Сугерий отмечает “арбалетчиков и лучников” Генриха в предшествующей кампании. Здесь стоит отметить, что именно со времен Генриха I при короле существовала лейб-гвардия из лучников. Документ около 1136 г. упоминает в составе королевского двора “лучников, которые несут лук короля” (жалованье пять пенсов в день), и “прочих лучников” (по три пенса). Не исключено, что названные лучники были охотниками, королевскими егерями, но нет ничего невозможного и в том, что король брал их с собой на войну. И брат, и отец Генриха были отличными стрелками. Все говорит о том, что в англо-нормандском государстве лучников-профессионалов, особенно числящихся при дворе монарха, ценили, и что они имели возможность значительно повысить свой социальный статус – ниже, чем у рыцарей, но выше, чем у простых пехотинцев.

    Далее, источники подчеркивают дисциплину англо-нормандского войска при Бремюле и приходят к выводу, что причиной поражения французов стало именно отсутствие порядка в их рядах. Ч.У.Ч. Оман по этому поводу справедливо замечает: “Беспорядочные атаки конницы без поддержки пехоты либо лучников ничего не могут сделать с единой массой хорошо вооруженных спешенных рыцарей”. Кавалерийский наскок вновь разбился о сплоченную фалангу пехотинцев.

    С точки зрения современников, величайшей глупостью, которую себе мог позволить кавалерист, то была индивидуальная атака сломя голову и выход из рядов своего отряда, ибо этим он нарушал единство его строя. “История Уильяма Маршала” неоднократно говорит о подобных компактных “знаменах”, которые наступали “в порядке”, в которых рыцари “стояли, сомкнувшись и наготове”. “Конруа” “шли спокойно и выстроены были плотно”, так что “никто никогда не мог пройти мимо (их)”. Другими словами, они были выстроены сомкнутым боевым порядком и могли сражаться, смежив ряды, сквозь которые никто не мог пробиться.

    Такие отряды автор противопоставляет французам, наступавшим “в большом беспорядке”, когда рыцари безрассудно выезжали из рядов – “выходили вперед из отряда (rote)”, чтобы сражаться впереди своих. Такие бросавшие строй вояки сурово осуждались: “безумец тот, кто слишком рано выходит из отряда”. И далее он приводит случай, когда на турнире фландрский граф Филипп Эльзасский ждал, пока участники боя не расстроят ряды, а затем атаковал их с фланга и легко одолел рыцарей, не поборовших соблазн отличиться в личном поединке и оставивших свои отряды. Любопытно сравнить это высказывание с фразой Сугерия: Людовик “атаковал … опрометчиво, хотя и бесстрашно … Французы, пробовавшие следовать за ним, находились в беспорядке, и натолкнулись на чрезвычайно хорошо устроенные и толково выстроенные вражеские войска. Как происходит в таком случае, они не могли противостоять управляемому давлению врага, и поспешно отступили”. Подтверждение тому, что в данном случае аббат Сен-Дени говорит чистую правду, находим у Ордерика: “В начале французы храбро устремились в атаку, но то было беспорядочное наступление, и они были разбиты[26].

    Итог битвы можно выразить одной фразой хрониста: “Тот, кто атакует стремительно, часто проигрывает” (Гайдская хроника). В связи с этим в источниках налицо четкое противопоставление двух военных систем – дисциплинированных англо-нормандских воинов, действующих ordinate, и французской рыцарской вольницы, атакующей inordinate, бездумно и опрометчиво, надеясь с разгону проломить вражеский строй. Однако, необходимо осторожно подходить к этим высказываниям, не абсолютизируя их. Дело в том, что всего за несколько месяцев до Бремюля, в декабре 1118 г., под Алансоном, “юноши…, алкавшие славы[27] (первая баталия войска Генриха I, где могли преобладать юные и нетерпеливые рыцари), точно также атаковали в конном строю анжуйскую пехоту, рыцарей и лучников. Но их атаки были отражены воинами графа Фулька V Анжуйского, с немалыми потерями среди англо-нормандских рыцарей и их коней[28]. Впрочем, здесь, видимо, дело было в отсутствии умелого командира.

    Вот и при Бремюле отсутствие дисциплины в рядах французской конницы явилось следствием утраты Людовиком руководства своим воинством и, в целом, отражением того обстоятельства, что в военной организации Капетингов монарх пользовался еще достаточно слабым авторитетом и не всегда мог настоять на своем. В ухудшение ситуации, сам по себе толстый король показал себя в этот момент опрометчивым, не контролирующим самого себя человеком, поскольку не сделал и попытки выстроить свои войска должным образом. Сугерий пишет, что Людовик и его люди даже не пробовали приготовиться к бою, а просто бросились на врага. При этом его неразумным поступкам противопоставлено поведение Генриха, который “как только мог к битве осмотрительно приготовился”.

    Действительно, Генрих I, вне сомнения, был лучшим тактиком среди всех правителей Нормандской династии. Ему были хорошо знакомы сильные и слабые стороны своих войск, как в атаке, так и в нападении. Готовясь к сражению, король старался собрать все возможные сведения о противнике, для чего прибегал к услугам своих разведчиков. Своим успехам в ходе кампаний 1106 и 1119 гг. он в немалой степени был обязан именно информации (при всей ее ограниченности), полученной о действиях его врагов. При Бремюле Генрих, как командующий армией, по моральным соображениям, стоял в рядах войска и участвовал лично в бою (даже едва не был ранен), но при этом удерживал наготове резерв (как и при Теншбрэ). Стоит отметить также прием Генриха, перед началом боя выдвинувшего впереди главных сил конные отряды, чтобы форсировать французскую атаку. Это говорит о том, что он знал, как обратить в свою пользу тактику вражеских войск и ее недостатки – и, судя по итогам битвы, он не ошибся.

Братство по оружию

    Наконец, Бремюль, благодаря известному отрывку из хроники Ордерика, стал самой яркой иллюстрацией рыцарского менталитета XII столетия. “Со всех сторон они были облачены в железо и щадили друг друга, из страха перед Богом и во имя их братства (notitiaque contubernii); они более заботились о том, чтобы брать в плен, нежели убивать беглецов. Как воины Христовы, они не проливали крови своих братьев, но радовались справедливой победе, дарованной Господом на благо Святой Церкви и мира верующих[29].

    Безусловно, к словам Ордерика надо относиться осторожно, как к идеализированной картине боя[30], поскольку он все же был монахом (Св. Эвруля), а также желал “подогнать” свою историю войн Генриха I под концепцию справедливой войны, выработанную Августином Блаженным. С его точки зрения, воины Генриха сражались не только в оборонительной войне, защищаясь, но также воевали за правое дело, без всякой ненависти к врагу. В таком контексте Ордерик, неудивительно, тщательно избегал каких-либо указаний на выкуп[31]. Но из других упоминаний в источниках, в том числе и у самого Ордерика, ясно, что обычай выкупа пленников благородного происхождения был широко распространен в то время.

    Здесь же необходимо заметить, что другой факт, приводимый Ордериком, о гибели всего троих рыцарей в бою, не стоит абсолютизировать (М. Стрикленд по этому поводу справедливо отмечает, что “подчеркиваемое отсутствие смертей в этом сражении было исключением”, а locus classicus Ордерика имеет смысл и значение прежде всего применительно к данной битве). Конечно, при Теншбрэ (1106 г.) потери королевской армии были невелики: будто бы два убитых рыцаря и один был ранен, хотя последнее кажется крайне сомнительным. Мятежники Робера Кюртоза потеряли 250-300 пехотинцев (из 6000) и 60 рыцарей (из 700) убитыми. Напротив, согласно хвастливому посланию короля в Англию, число пленных равнялось 400 рыцарям и 10000 пехотинцев[32]. Да и при Бургтерульде (1124 г.) убитых, похоже, не оказалось с обеих сторон. И там, и во второй битве при Линкольне стрелки получали приказ целиться в коней, что и объясняет минимальные потери в последнем случае – источники сообщают, что с обеих сторон было убито по одному рыцарю (из 405 и 611 соответственно), а всего в битве пали три человека[33].

    В то же время, скажем, баталии при Доле, Жерберуа, Алансоне, первом Линкольне (1141 г.), Форнэме, Фретвале примечательны тем, что проигравшие несли большие потери убитыми и пленными. Во второй битве при Алнвике (1174 г.) рыцарей Вильгельма Льва взяли в плен, но фламандских наемников шотландского короля безжалостно истребили: “поля были усеяны кишками, вырванными из их тел”. Поэтому сражения типа Бремюля – на самом деле только одна категория битв Средневековья, далеко не преобладающая. В них, как указано в тексте, сражались рыцари (именно рыцари, без активного участия простолюдинов, включая наемников – при Бремюле источники не указывают напрямую на их присутствие) одного и того же сословия, религии и национальности. Однако, и в сражениях такого типа столь низкие потери возможны лишь в том случае, если противники сознательно щадили друг друга (об этом прямо и пишет Ордерик), а в затруднительном положении (будучи ранены или выбиты из седла) легко сдавались в плен, вместо борьбы до конца (другой классический пример – кавалерийский бой во второй битве при Алнвике). Качество защитного вооружения также снижало процент безвозвратных потерь.

    Впрочем, и “малокровные” схватки XII века были небезобидны для проигравших – в разорительном выкупе нет ничего хорошего. Напомним, что при Бремюле почти треть рыцарей побежденной стороны оказалась в плену, а при Линкольне (1217 г.) – даже половина (300 человек). Наконец, даже Бремюль не стал легкой победой – бой был ожесточенным, и сам король Генрих оказался на волосок от смерти. И даже в сражениях, значительно уступавших масштабностью Бремюлю, погибали “многие другие известные и очень оплакиваемые рыцари” (особенно в битвах XI столетия). В том же 1119 году, при осаде Эврё, “многие пали в ежедневных столкновениях” между французами и англо-нормандцами, указывает сам Ордерик. Замечания в том плане, что сражения XII-XIII вв. “часто больше напоминали спорт, чем серьезное занятие[34], не имеют под собой в большинстве случаев реальной основы.

    Итак, в сравнении с безжалостными обычаями предшествующего времени, к XII веку мы застаем уже несколько иную картину. Воины по-прежнему гибли в сражениях (хотя, с развитием защитного вооружения, все реже), но пленников все чаще начинают выкупать за деньги, а сознательно наносить увечья или даже казнить их теперь считается дурным тоном, порицается и встречается крайне редко. Исключения из этого правила, пожалуй, можно было встретить только при наказании мятежников (здесь своей жестокостью прославился Вильгельм I)[35], но и такое поведение считалось недостойным рыцаря. Как пишет Ордерик, передавая слова графа Шарля Доброго Генриху I (король вознамерился ослепить трех мятежных рыцарей): “Мой господин король, ты поступаешь вопреки нашему обычаю, карая увечьем рыцарей, захваченных в плен на службе своему господину”. Конечно, в семье не без урода, встречались личности, наподобие Тома де Марля, Робера де Беллема и, позднее, Джеффри Мандевиля, пытавшие, морившие голодом и увечившие имевших несчастье попасть к ним в руки рыцарей. Но это были именно исключения, и современники относились к ним соответствующим образом. Обычай выкупа позволял удерживать битвы в цивилизованных рамках. (Но не делал их похожими на турниры по той причине, что тогдашние турниры отличались только несколько меньшим кровопролитием, чем на войне[36].)

    Напротив, хронисты делают упор на то, что взять в бою пленника, освободить его за выкуп и проявить тем самым милосердие, не прибегая к казни или увечью – вот качества, достойные благородного человека. Скажем, Гийом де Пуатье с похвалой отзывается о Ги де Понтьё. Тот в 1064 (?) г. захватил эрла Гарольда Годвинсона, но обращался с ним с уважением, а потом передал посланцам герцога Гийома[37]. Хорошее обращение с пленниками, таким образом, считалось в то время одним из достоинств рыцаря. Юный рыцарь Персеваль в романе Кретьена де Труа получает от своего наставника совет: “Юноша, помни, что, если когда-либо тебе придется сразиться с каким-либо рыцарем, я хочу попросить тебя только об одном: если ты одержишь верх, и он более не сможет защищаться или держаться против тебя, ты должен сжалиться над ним, а не безжалостно убить его”. Здесь стоит заметить, что отчасти и по этой причине столь многие хронисты, зафиксировав в своих анналах факт сражения при Бремюле, отметили, что здесь было взято очень много пленников, “лучших баронов его [Людовика]”.

    Чтобы понять причины такой политики, необходимо вспомнить, что те, кто сражался за интересы своих государей в Северной Франции на протяжении XI-XII вв., были людьми с единой верой, культурой, языком и манерами поведения. То были ни чужеземные захватчики, ни язычники, но люди одного круга. Более того, столь многие англо-нормандские семьи были связаны узами родства и брака, что уже одно это во многом объясняет нравственный запрет на убийство, который мы наблюдаем в некоторых битвах.

Как ни оценивать истоки идеологии рыцарства, несомненно, самое позднее, к середине XI столетия каждый тяжеловооруженный конный воин-землевладелец на службе сеньора сознавал, что является частицей военной элиты, не знающей границ (в пределах христианской Западной Европы, разумеется) и, в каком-то смысле, сословных ограничений. Здесь все были собратьями по оружию, от скромных milites gregarii до короля. И даже такой монарх, как Вильгельм Рыжий, освобождая своих пленников на честное слово, в ответ на возражения своих советников, мог ответить не как государь, но как собрат-рыцарь: “Я далек от того, чтобы поверить в то, что рыцарь нарушит свое клятвенное обещание. Если он сделает это, его будут вечно презирать как поставленного вне закона”. Именно об этом братстве и говорит Ордерик, именно его подразумевают другие хронисты, тем или иным образом связанные с военно-рыцарским бытом эпохи.

Источники

    Основную группу источников о битве при Бремюле[38] составляют четыре хроники. Все они, что само по себе редкость, принадлежат перу современников событий 1119 года. Первые две, книги нормандского монаха английского происхождения Ордерика Виталия (ум. 1141)[39] (его “Церковная история” содержит самое подробное описание сражения) и Генри, архидьякона Хантингдонского (1129-1135 гг.; его текст послужил основой для соответствующих глав хроник Робера де Ториньи и Мэтью Пэриса), представляют нормандскую и английскую стороны соответственно. События сражения с точки зрения Капетингов отражены в произведении знаменитого аббата Сен-Дени и видного государственного деятеля Сугерия[40] (Сюжера) – “Жизнь Людовика Толстого” (около 1140 г.).

    Наконец, своего рода частной хроникой одного из участников битвы можно назвать так называемую “Хронику Гайдского монастыря”, написанную сторонником клана Уореннов (при Бремюле сражался Уильям де Уоренн – возможно, автор служил при его дворе). Источник это малоизвестный, но очень любопытный. Кстати, изложение событий здесь обрывается на 1120 г., что может указывать на время составления хроники (около 1120/1121 г.). Если это так, то Гайдская хроника представляет собой самое раннее изложение событий кампании 1119 года.

    Другие, краткие нормандские, английские и французские анналы преимущественно дают только дату и место битвы и указывают на множество пленных.

    1. Anglo-Saxon Chronicle. Vol. II. L., 1861. P. 215.
    2. Annales de Waverleia // Annales Monastici. Vol. II. L., 1865. P. 217.
    3. Annales de Wintonia // Annales Monastici. Vol. II. P. 45.
    4. Ex brevi chronico ducum Normanniae // Recueil des historiens des Gaules et de France (RHG). T. 12. Paris, 1877. P. 787.
    5. Ex brevi chronico Gemmeticensi // RHG. T. 12. P. 775.
    6. Ex brevi chronico Uticenses coenobii S. Ebrulfi // RHG. T. 12. P. 774.
    7. Ex chronico S. Michaelis in periculo maris // RHG. T. 12. P. 772.
    8. Ex chronico Mortui-maris // RHG. T. 12. P. 782.
    9. Ex chronico Rotomagensi // RHG. T. 12. P. 784.
    10. Fragmentum ex veteri membrana de eodem Ludovico VI Francorum Rege // RHG. T. 12. P. 64.
    11/1. Henry of Huntingdon. The history of the English from A.C. 55 to A.D. 1154, in eight books. L., 1879. P. 241-242.
    11/2. Henry of Huntingdon. Historia Anglorum: The history of the English people. Oxford, 1996. P. 462-464.
    12. Liber Monasterii de Hyda. L., 1866. P. 315-319.
    13. The Chronicle of John of Worcester. Vol. III. Oxford, 1998. P. 145.
    14. Matthaei Parisiensis, monachi Sancti Albani, Chronica Majora. Vol. II. L., 1874. P. 146-147.
    15/1. Orderic Vital. Histoire de Normandie. T. 4. Paris, 1826. P. 305-312.
    15/2. The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. Vol. VI. Oxford, 1978. P. 234-243.
    15/3. Orderici Vitalis Historiae Ecclesiasticae libri tredecim. T. 4. Paris, 1852. P. 355-363.
    16. Willelmi Malmesberiensis monachi Gesta regum Anglorum, atque Historia Novella. Vol. II. L., 1840. P. 634.
    17. Chronique de Robert de Torigni. T. I. Rouen, 1872. P. 156-158.
    18/1. Oeuvres complètes de Suger. Paris, 1867. P. 104-105.
    18/2. Vie de Louis-le-Gros, par Suger... // Collection des Mémoires relatifs à l’Histoire de France. Paris, 1825. P. 111-112.

Литература

    1. Barlow F. The Feudal Kingdom of England 1042-1216. L., 1961.
    2. Beeler J. Warfare in England, 1066-1189. Ithaca, N.Y., 1966.
    3. Bradbury J. The Medieval Archer. Woodbridge, 1985.
    4. Bradbury J. Battles in England and Normandy, 1066-1154 // Anglo-Norman Studies. 1983. Vol. VI. P. 1-12.
    5. Chibnall M. Mercenaries and the Familia Regis under Henry I // Anglo-Norman Warfare: Studies in Late Anglo-Saxon and Anglo-Norman Military Organization and Warfare. Woodbridge, 1992. P. 84-92.
   
6. Gravett C. Norman Knight 950-1204 AD. Osprey, 1993.
    7. Heath I. Armies of Feudal Europe 1066 to 1300. Worthing, 1989.
    8. Hollister C.W. The Military Organization of Norman England. Oxford, 1965.
    9. Luchaire Ach. Les premiers Capetiens (987-1137). Paris, 1980.
    10. Marvin L.W. Warfare and the Composition of Armies in France, 1100-1218: An Emphasis on the Common Soldier. Urbana, Illinois, D.Phil. thesis, 1997.
    11. Morillo S. Warfare under the Anglo-Norman Kings 1066-1135. Woodbridge, 1994.
    12. Nicolle D. French Medieval Armies 1000-1300. Osprey, 1991.
    13. Prestwich J.O. The military household of the Norman kings // English Historical Review. 1981. № 378. Vol. 96. P. 1-35.
    14. Prestwich M. Armies and Warfare in the Middle Ages: The English Experience. L., 1996.
    15. Strickland M.J. War and Chivalry: The Conduct and Perception of War in England and Normandy, 1066-1217. Cambridge, 1996.
    16. Strickland M.J. Killing or Clemency? Changing Attitudes to Conduct in War in Eleventh and Twelfth-Century Britain and France // Krieg im Mittelalter. Berlin, 2001. P. 93-122.
    17. Verbruggen J.F. The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages. From the Eigth Century to 1340. Woodbridge, 1997.
    18. Бахрах Б.С. Аланы на Западе. М., 1993.
    19. Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны д’Арк. 987-1460. М., 2001.
    20. Контамин Ф. Война в Средние века. СПб., 2001.
    21. Пти-Дютайи Ш. Феодальная монархия во Франции и Англии X-XIII веков. СПб., 2001.
    22. Стукалова Т.Ю. Французский королевский двор при Филиппе I и Людовике VI (1060-1137) // Двор монарха в средневековой Европе: явление, модель, среда. Вып. I. М.; СПб., 2001.
    23. Флори Ж. Повседневная жизнь рыцарей в Средние века. М., 2006.



[1] Сам по себе округ Вексен – вечный пункт раздора в долине Сены между реками Андель и Уаза – был важен тем, что отделял собственно Нормандию от Иль-де-Франса, вотчины Капетингов. Следовательно, любой французский завоеватель Нормандии должен был пробиваться через смежный Вексен, чтобы пройти путь от Парижа до Руана.

[2] Ср.: Gillingham J. Richard I and the Science of War in the Middle Ages // War and Government in the Middle Ages: Essays in Honour of J.O. Prestwich. New Jersey, 1984. P. 200; Nicolle D. French Medieval Armies 1000-1300. Osprey, 1998. P. 33-34.

[3] Цит. по: Люшер А. Французское общество времен Филиппа Августа. СПб., 1999. С. 237. “Нет настоящей войны без огня и крови”, – утверждал прямодушный Бертран де Борн (Блок М. Феодальное общество. М., 2003. С. 291).

[4]Brennivilla” (первые печатные издания Ордерика), “Branvilla”/“Branvila” или “prope Villam” (анналы). Отсюда иногда это сражение называли ошибочно битвой при Бренвиле (Brenneville), но правильнее – Brenmule (Brenmula), как в самих рукописях хроники Ордерика Виталия. Данный топоним упоминается еще в актах XIII в. Впервые на это указал Огюст ле Прево: Orderici Vitalis Historiae Ecclesiasticae libri tredecim. T. 4. Paris, 1852. P. 356-357. Not. 5.

[5] Нуайон стоит в трех лье (13,3 км) от Андели, и наиболее точные источники указывают, что битва имела место на полпути между этими пунктами. Уолтер Мап позднее считал, что сражение состоялось “близ Жизора” (Stroll M. Calixtus II (1119-1124): A Pope Born to Rule. Leiden, 2004. P. 116. Not. 7)!

[6] Хорошо обученные, мобильные, оплачиваемые и преданные королю войска. Ордерик не упоминает familia в битве, но из хроники Генри Хантингдонского ясно, что та находилась подле короля (Green J.A. The Government of England under Henry I. Cambridge, 1986. P. 24). Позже Генрих отправил своего сына с 200 придворными рыцарями на выручку Бретея. Среди командиров familia при Бремюле, вероятно, были Симон де Мулен, Жильбер де Эксм, Рауль де Понт-Эшанфре “Рыжий” (побывал в Святой Земле, вместе с Жильбером погиб в 1120 г. на “Белом Корабле”) и бретонец Руалон д’Авранш (как и Симон, позднее получил сеньорию в Англии, в 1129 г. шериф Кента). См.: Chibnall M. Mercenaries and the Familia Regis under Henry I // Anglo-Norman Warfare: Studies in Late Anglo-Saxon and Anglo-Norman Military Organization and Warfare. Woodbridge, 1992. P. 85-87; Prestwich J.O. The military household of the Norman kings // English Historical Review. 1981. № 378. Vol. 96. P. 10, 19-20. Д. Прествич справедливо отметил, что “военный двор короля представлял постоянный профессиональный элемент, способный на независимые военные операции, а в крупной кампании обеспечивающий основу, к которой могли присоединяться другие войска” (Prestwich J.O. Anglo-Norman Feudalism and the Problem of Continuity // Past & Present. 1963. № 26. P. 51).

[7] Л.У. Марвин указывает: “Во-первых, кажется необычным, что там не было других типов войск, или лучников, или пехоты – пока не осознаешь, что и английское войско в 500 человек, и французское – в 400, были ничем иным, как отрядами в набеге. Эти набеговые отряды состояли из рыцарей, потому что у тех были кони, и, поэтому, были более мобильными” (Marvin L.W. Warfare and the Composition of Armies in France, 1100-1218: An Emphasis on the Common Soldier. D. Phil. thesis, Urbana, Illinois, 1997. P. 80-81). Сама Чибнелл признает отсутствие пехоты при Бремюле (The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. Vol. VI. Oxford, 1978. P. XXII). Впрочем, королевская familia в 1124 г. при Бургтерульде включала не только рыцарей, но и конных (ездящих) лучников (Bradbury J. Battles in England and Normandy, 1066-1154 // Anglo-Norman Studies. 1983. Vol. VI. P. 9)…

[8] Роберт (Робер) Канский, старший бастард короля (родился около 1087 г.), более известный как граф Глостер, главный возмутитель общественного спокойствия в правление Стефана. См. о нем: Thompson K. Affairs of State: the illegitimate children of Henry I // Journal of Medieval History. 2003. Vol. 29. P. 138, 139, 141-143. Его сводный брат, Ришар, воспитывался в доме епископа Роберта Линкольнского, сражался при Бремюле. В следующем году этот многообещающий молодой человек погибнет при кораблекрушении (Henry of Huntingdon. Historia Anglorum: The history of the English people. Oxford, 1996. P. XXX, 594). Оба этих сына Генриха, кстати, постоянно упоминаются у Ордерика в качестве командиров придворных войск familia.

[9] По его словам, “мы, похоже, читаем описание победы англичан. Рати противников выступают под именами французов и англичан; королевский штандарт … несет человек английского происхождения, юный Эдвард из Солсбери; и вновь король англичан сражается пешим, подобно англичанину…”. В целом, за исключением упоминания Эдварда, это лишь патетика, не имеющая за собой никакой доказательной базы. Здесь же Фримен называет битву при Бремюле сражением “у Нуайона, на маленькой речке Андель, на границе леса Лион” (Freeman E.A. The History of the Norman Conquest of England. Vol. V. Oxford, 1876. P. 188).

[10] М. Стрикленд подчеркивает, что Бремюль входит в число тех битв, где мятежники сражались с королем в составе армии, состоящей из внешних врагов – здесь, Гийом Криспин (Крепен) и Людовик Толстый (Strickland M. Against the Lord’s anointed: aspects of warfare and baronial rebellion in England and Normandy, 1075-1265 // Law and Government in Medieval England and Normandy: Essays in Honour of Sir James Holt. Cambridge, 1994. P. 66-67).

[11] Иногда считают, что французы изначально выстроились тремя отрядами (Nicolle D.С. Medieval Warfare Source Book. Vol. I. L., 1995. P. 126 – по Оману).

[12] The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. P. 238-239. См.: Strickland M. Against the Lord’s anointed. P. 58.

[13] См.: France J. Victory in the East: A Military History of the First Crusade. Cambridge, 1994. P. 34.

[14] Willelmi Malmesbiriensis monachi Gesta Regum Anglorum atque Historia Novella. Vol. II. L., 1840. P. 630-631.

[15] Cognitiones suas (видимо, на щитах) – указание на геральдическую символику, получающую распространение в это время. Очевидно, французы считали, что их людям неплохо было выделять их в бою, но не столь заботились о том, чтобы их опознали враги.

[16] В анналах Винчестера – “сотня, не менее“.

[17] Не Орифламму, как иногда считали (например: Бренневиль // Военная энциклопедия. Т. V. СПб., 1911. С. 64 – со ссылкой на Грановского и Люшера). Попутно развенчаем еще одну легенду. Знаменитый боевой клич французов “Монжуа!” действительно впервые засвидетельствован Ордериком (Meum gaudium) в 1119 г., но не в битве при Бремюле, а несколько раньше, в ходе Нормандской кампании Людовика. О нем см.: Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001. С. 733. Прим. 3.

[18] Неясно, был ли принц в битве – Ордерик не сообщает об этом напрямую, но в двух нормандских летописях говорится, что “Генрих, король Англии, и сыновья его Гийом и Робер” сражались при Бремюле, хотя их противник здесь ошибочно назван Филиппом (отец Людовика Толстого). На исходе следующего года Гийом вместе с братом Ришаром погиб при крушении “Белого Корабля”. Напротив, любимые (и влиятельные) племянники Генриха, Тибо и Этьен (будущий король Стефан) де Блуа в битве при Бремюле вообще не упоминаются источниками, хотя Этьен участвовал во взятии и поджоге Эврё королевскими войсками в июле того же года (Truax J.A. Politics Makes Uneasy Bedfellows: Henry I and Theobald of Blois // On the Social Origins of Medieval Institutions: Essays in Honor of Joseph F. O’Callaghan. Leiden, 1998. P. 281-282).

[19] Численность полевых армий была сравнительно невелика – от 300 до 6000 человек. Теншбрэ, где, возможно, сражались порядка 14000 человек, в этом отношении исключение. Но обычно в рассматриваемый период с англо-нормандской стороны участвовало в битвах лишь по несколько сот воинов. Так, известно, что у роялистов при Бургтерульде было 300 рыцарей и не менее 40 стрелков. При Алансоне (1118 г.) главная баталия анжуйцев насчитывала 600 человек (Bradbury J. The Medieval Archer. Woodbridge, 1985. P. 45).

[20] Однако, даже спешенные, одержав успех, рыцари успели сесть на своих коней, чтобы преследовать противника. Впрочем, в некоторых сражениях преследование не велось (Стэндард, 1138 г.), прежде всего из опасений засады (Арсуф, 1191 г.).

[21] Под Долем армия Вильгельма I, по словам хрониста, понесла большие потери в людях и конях, хотя, конечно, это не указывает на характер боя. При Жерберуа было убито много лошадей, включая коня под Вильгельмом. При Данстере и Уилтоне сражающиеся, по словам источников, действовали в конном строю. При Форнэме конница роялистов разгромила пехоту мятежников, поддерживаемую маленьким отрядом рыцарей. Также англо-нормандские рыцари и сержанты действовали верхом в нескольких битвах с валлийцами – при Аберистуите (начало марта 1116 г.) и при Криг Мавр (10 октября 1136 г.). В стычке с шотландцами под Алнвиком (13 июля 1174 г.) с обеих сторон сражалась конница, но упоминается английский пеший (?) сержант, и разбитые англичанами фламандцы тоже были пешими.

[22] Стивен Морилло замечает, что “при Бремюле и Бургтерульде не было пехоты, которую следовало укрепить” (Morillo S. Warfare under the Anglo-Norman Kings 1066-1135. Woodbridge, 1994. P. 156). Но в последней битве участвовали лучники (= простолюдины), как и, возможно, в первом случае.

[23] Я ставлю крест…: А. Туркул. Дроздовцы в огне; Г. Венус. Война и люди. М., 1995. С. 175.

[24] Payne-Gallwey R. The Crossbow. L., 1958. P. 3; Viollet-le-Duc E.E. Dictionnaire du Mobilier Francais de l’epoque Carlovingienne a la Renaissance. T. 5. Pt. 8. Paris, 1874. P. 20.

[25] О гипотезе насчет присутствия стрелков при Бремюле см., например: France J. Victory in the East. P. 37. Хотя отношение к луку варьировалось, и ни один полководец уже не мог обойтись без применения стрелков, он все же никогда не считался достойным рыцаря оружием, а церковь подчас именовала “искусство арбалетчиков и лучников” “губительным и ненавистным Богу”. Удачные стрелки, по словам хронистов, были “наущаемы дьяволом”. “Сто раз будь проклят тот, кто стал первым лучником; он был трус и не дерзал приближаться к противнику”, – восклицает один из героев шансон-де-жест “Жирар Вьеннский”. См.: Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001. С. 193-197; Newark T. Why Knights Never Used Bows // Military Illustrated. 1995. № 81. P. 37-39. Об отношении рыцарей к простолюдинам также см.: Бессмертный Ю.Л. Крестьянин глазами рыцаря (по материалам Франции XI-XIII вв.) // Культура и общественная мысль: Античность. Средние века. Эпоха Возрождения. М., 1988. С. 99-109, особенно с. 104. Мэтью Стрикленд приводит ряд примеров массовых расправ (парадоксально – со стороны тех лордов, которые сами имели на своей службе этих военных специалистов) над пленными лучниками и арбалетчиками – причем, именно над стрелками, а не обычными пехотинцами. См.: Strickland M.J. War and Chivalry: The Conduct and Perception of War in England and Normandy, 1066-1217. Cambridge, 1996. P. 181.

[26] См.: Verbruggen J.F. The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages. From the Eigth Century to 1340. Woodbridge, 1997. P. 97-102.

[27] Chroniques d’Anjou. T. 1. P., 1856. P. 145-146.

[28] См. источники и литературу об этом сражении: Power D. The Norman Frontier in the Twelfth and Early Thirteenth Centuries. Cambridge, 2004. P. 374. Not. 39.

[29] The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. P. 240.

[30] Ср.: “Ордерик, возможно, выступает рупором монашеской идеологии, которую сами рыцари, наверное, не приняли бы полностью. Тем не менее она отчасти совпадает и с рыцарской концепцией войны…” (Флори Ж. Повседневная жизнь рыцарей в Средние века. М., 2006. С. 154).

[31] Strickland M.J. Killing or Clemency? Changing Attitudes to Conduct in War in Eleventh and Twelfth-Century Britain and France // Krieg im Mittelalter. Berlin, 2001. P. 94.

[32] Потери армии короля: Davis H.W.C. A Contemporary Account of the Battle of Tinchebrai // English Historical Review. 1909. Vol. 24. № 96. P. 730. Потери армии Кюртоза: Heath I. Armies of Feudal Europe 1066 to 1300. Worthing, 1989. P. 57; Orderici Vitalis Historiae Ecclesiasticae libri tredecim. T. 4. P. 230. Письмо Генриха о пленниках: “Quadrigentos milites, et decem millia peditum in manus nostras et Normanniam dedit” (Eadmer. Historia Novorum in Anglia. L., 1884. P. 184).

[33] Tout T.F. The Fair of Lincoln and the ‘Histoire de Guillaume le Marechal’ // English Historical Review. 1903. Vol. 18. № 70. P. 259-260.

[34] Rogers C.J. The Military Revolutions of the Hundred Years’ War // Journal of Military History. 1993. Vol. 57. P. 255.

[35] См., например: Тьерри О. История завоевания Англии норманами. Ч. 2. СПб., 1859. С. 58, 61; Флори Ж. Указ. соч. С. 196-198.

[36] Barber R., Barker J. Tournaments: Jousts, Chivalry and Pageants in the Middle Ages. Woodbridge, 1989. P. 24.

[37] The Gesta Guillelmi of William of Poitiers. Oxford, 1998. P. 68-71.

[38] Henry of Huntingdon. Historia Anglorum. P. 463. Not. 180; The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. P. 235. Not. 5.

[39] Использован также перевод текста Ордерика на английский язык (The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. P. 235-243). Ордерик уникален в том, что пользовался информацией с обеих сторон: король Генрих провел ночь после боя в Нуайон-сюр-Андель, где было приорство монастыря Св. Эвруля, а рыцари из Моля, успешно бежавшие с поля боя, пребывали во французской армии в тот день (The Ecclesiastical History of Orderic Vitalis. P. XXII).

[40] Перевод соответствующей главы на английский язык (Jean Dunbabin) доступен в Интернете.





Это статья «Поле боя» - Военная история в играх и миниатюрах
http://www.fieldofbattle.ru

URL этой статьи:
http://www.fieldofbattle.ru/modules.php?name=News&file=article&sid=383